одна лея - три цента
20.05.2014 в 01:21
Пишет nano_belka:я пиздец 
начала выполнять заявку Shellar Arranktur про Баки, который заботится о Стиве, а в итоге... УНЕСЛО. КАПИТАЛЬНО. САМА НЕ ЗНАЮ КУДА.
дорогая Shellar Arranktur, это не исполнение заявки, я вам всё ещё должна!
а это какой-то ДИЧАЙШИЙ ПОБОЧНЫЙ ЭФФЕКТ!
простите
тут скинни!Стив, Баки, рисование и третий ваще левый выдуманный женский персонаж, полная хрень, несоблюдение ничего и никакого рейтинга почти на 4000 слов. пиздец! и не вычитывала вооообщеее, простите (2)- Мне нравится.
Баки заглядывает через плечо нахально и просто – ему всё можно. Стив не пытается скрыть рисунок, он уже давно не стесняется того, что рождается на бумаге.
- Это не считается, - усмехается он. – Тебе нравится всё, что я рисую.
- Потому что я сам не умею, да. Красиво, - добавляет Баки. – А красоту оценить я в состоянии всегда.
Он вернулся поздно, всегда идеальные волосы растрёпаны, глаза сытого кота, по следам тянется вереница чужих сладких запахов. Стив поневоле вслушивается в них: они ему приятны. Они вдохновляют. Женщины вообще кажутся миром далёким – как другая планета – но ярким и привлекательным чересчур. До опасного.
Баки не дожидается вопросов.
- Зря ты не пошёл. Сегодня. Вчера. На той неделе, - он начинает перечислять, загибая пальцы, а глаза блестят. – Там были очень милые девушки. Когда я говорю «милые», то имею в виду, что они понравились бы тебе.
- А тебе? – Стив чуть вскидывает голову.
Баки пожимает плечами. И молчит.
Но недолго. Он только раскрывает рот, Стив перебивает:
- А я им? Бак, ты же знаешь, мне есть что ответить.
Лицо Баки искажается странно – от досады и чего-то ещё непонятного.
- Прекрати, пожалуйста. Я тебе постоянно говорю, что нельзя так. Девушки любят разных, все любят разных. И многим, - он на мгновение запинается, - ты бы дал фору.
Стив в такт кивает, не отвлекаясь, штрихуя медленно и спокойно, и Баки, похоже, это только сильнее злит.
- Бак, я же не прошу меня успокаивать. Я просто говорю нет – за этим ничего скрытого не стоит. Мне не интересно.
- А рисовать? – спрашивает Баки. – Тебе интересно?
Рука замирает, фасад их дома остаётся пуст и испачкан отпечатками пальцев со следами карандашного грифеля. На переднем плане – жизнь, настоящая, кипучая всё равно что котёл.
- Ты знаешь, что да.
- И идти дальше ты наверняка хочешь.
- Наверняка.
- Ты рисуешь женщин, я видел наброски. Они у тебя все волшебные, знаешь, как не от мира сего. Попробуй настоящую женщину. Нарисовать, - добавляет он, видя, как меняется Стив в лице. – Просто попробуй, чтобы сравнить. Мне нравятся твои рисунки, но… лучше осознанный выбор волшебства, а не бегство в волшебство от незнания, правда?
- Чем же они так не похожи на настоящих? – спрашивает Стив, не поднимая глаз. У него жжёт пальцы, будто опустил в кипяток. И в груди тоже жжёт – как если бы туда ударили ногой. Его били ногами, он знает.
Баки усмехается.
- Они слишком хороши. А ведь у женщин тоже есть недостатки. Ты рисуешь их как юнец, подсматривающий в дверную щель. Рисуй как художник, знающий особенности их тел.
От откровенности его тона Стиву делается не по себе. Появляются в голосе Баки нотки, которые он слышал очень редко, и всякий раз не понимал, к чему именно их отнести.
- Что ты предлагаешь? – Стив наконец поднимает взгляд и натыкается на ответный – тёплый и мягкий, как шоколад. И полный сияния уже совсем другого.
- Я приведу девушку. Она разденется. Ты её нарисуешь.
- Кто же заставит её раздеться? Моя потрясающая квартира? Мои несуществующие деньги?
- Твой талант. – Баки засовывает руки в карманы и принимается раскачиваться на носках, он всегда так делает, когда чем-то воодушевлён. – И я умею убедительно просить, когда нужно.
Стив усмехается, но во рту делается горько.
Иллюзия сразу разрушается в пыль. Девушка, которую Баки осторожно придерживает за спину, словно опасаясь, что та упадёт и разобьётся, полна деликатности и какого-то сбивающего с толку спокойствия. Она медленно оглядывает стены, увешанные плакатами и рисунками, захламленный стол, на котором вперемешку валяются карандаши и уголь, и чёрным испачкано буквально всё. Её взгляд на короткое время останавливается на деталях, фиксируя их, и спокойно плывёт дальше.
На ней зелёное платье в горошек с коротким рукавом, на руках тонкие кружевные перчатки, пальцы сжимают крохотную сумочку – что вообще может уместиться туда? Её волосы уложены аккуратно и тщательно, а на губах красная помада, но не яркая, одним слоем, если не его половиной. В каждом её движении Стиву видится оценивание. В каждом её жесте – одобрение. Он расслабляется и расправляет плечи.
- Это Мэгги, - говорит Баки, всё так же придерживая её. – В следующем году она хочет поступать на факультет живописи.
Глаза у неё яркие и зелёные, смотрят прямо и уверенно.
- Стив, - говорит Стив, чувствуя себя глупо. У него не потеют ладони, дыхание не задерживается, ему спокойно и ровно. Ничего странного в этом нет.
Глаза Мэгги чуть сверкают.
- Я знаю. Мне нравятся твои рисунки. Джеймс показывал некоторые.
Баки за её спиной поднимает руки в жесте извинения и «я тут ни при чём, помочь хотел». Но Стив не злится. Ему непривычнее слышать это – «Джеймс» - чем знать, что друг старался помочь.
- Позволите? – Мэгги расчищает шаткий стул, аккуратно перекладывая с него альбомы себе в руки, так со стопкой и садится, на запястье болтается сумочка. Спина прямая, а взгляд коротко останавливается на каждом корешке. – Очень, очень внушительно.
- Спасибо, - коротко говорит Стив.
Баки закатывает глаза.
- Мы так далеко не уедем. Мэгги, Стив хочет тебя нарисовать без одежды. Стив, Мэгги согласна.
Стив смотрит на неё, но она только пожимает плечами. Её пальцы так впиваются в альбомы, словно в них сокровище, не меньше.
- Пожалуй.
- О, - только и отвечает Стив.
Баки хлопает его по плечу и, задерживая ладонь, сжимает.
- Ты правда хочешь заставить даму ждать?
- Я. – Стив ладонями трёт лицо, у него учащается пульс, вырывается вдох чуть более, чем надо, глубокий. Он затылком чувствует обеспокоенный взгляд Баки, но дело сейчас не в том. – Нет. Конечно, нет. Но… мы так и сделаем? Просто? Ты не расскажешь о себе?
Мэгги смотрит на него долгим взглядом. В её чертах есть что-то резкое, слишком чёткое, из-за этого плывёт в глазах, когда смотришь на лицо. Двоится будто.
- Нет, не расскажу. Но я не продаю тело за деньги, если ты об этом беспокоишься. Я здесь потому, что думаю: художник должен побывать на месте того, кто рисует, и на месте того, кого он рисует. Потому, что считаю тебя художником талантливым и способным на это. Потому, - она бросает быстрый взгляд на стопку альбомов, - что в моей семье не принято тратить деньги на то, что пачкает вещи, и на то, что пачкается.
- Я подарю тебе альбом, - вырывается у Стива.
- Не надо. Я рисую на холстах, им и стены могут быть.
- Я подарю тебе альбом, - повторяет Стив. – Там удобнее прятать грязь.
Уголки губ Мэгги дёргаются вверх, Стив отвечает на почти улыбку, а Баки усмехается, не привык быть третьим лишним.
- Я не помешаю, ведь правда?
Стив качает головой и отворачивается. Мэгги уже аккуратно сложила альбомы стопкой у ног, её рука потянулась к молнии платья. Она справляется быстро, ворох ткани спускается с её тела, мягко обволакивая бёдра. Она переступает через него, спокойная, уверенная, тянется к лямке нижнего платья, будто слова лишние, важны только действия. Под ним оказывается совсем бельё, дальше только нагота, Стив поднимает взгляд, а Баки жестом руки останавливает Мэгги.
- Для начала достаточно белья, милая. Правда, Стив? – в его голосе опять что-то странное, но Стив кивает, глядя на Мэгги как загипнотизированный.
Она спокойно выдерживает этот взгляд – не первый, не последний, и даже смотрит в ответ, а не вдаль, не на стены, абстрагируясь от тела. Она – резкость, осколок, лезвие ножа – говорит почти мягко:
- Ты не сможешь рисовать меня здесь. Свет падает не так.
Она перемещается сама, но ждёт одобрения Стива, хотя бы кивка.
- Какую позу мне принять?
Наблюдать за девушками и женщинами – всех возрастов – всегда удовольствие. Подмечать эти мельчайшие детали, разницу между вами, в том, как её пальцы берут чашку, как осторожно она поворачивает голову, как в каждом её жесте или безграничное спокойствие будущей матери, или её же бесконечное напряжение. Женщины завораживают, Баки часто говорит об этом, шёпотом в кино или пабе, или на танцах, его глаза полны огня. Он как загипнотизированный. И Стив понимает, почему. Эта душистая тайна – женщина – она в своём лёгком величии над остальными хороша, если пряма спина и несгибаемы плечи, если данную природой тяжёлую роль она несёт с достоинством.
Стив видел так свою мать, она отпечаталась в его сознании каждой чёрточкой. В фантазиях Стив выпускал её, лебедя, на поверхность озера. Он наблюдал за её полётом бабочки, полным чистого интереса и любви к миру. Он укрывался в её шерсти – дикой рычащей тигрицы, защищающей дитя.
Одно дело мать, одно дело – наблюдение, совсем другое – юная женщина, живая, настоящая, с собственным телом и взглядом на жизнь, со множеством мельчайших несовершенств, что складываются в разновидность красоты.
У Мэгги плоский живот, округлая, где надо, фигура, пышные бёдра. Пять секунд Стив отсчитывает, подмечая детали. Затем он не смотрит – созерцает. Не сын, не мужчина, даже не человек. Художник.
Мэгги выпрямляется – плавным движением, что завершается чуть вздёрнутым подбородком – и застывает так.
Баки за спиной Стива еле слышно втягивает воздух.
- Правда, она хороша? – спрашивает он,
У Стива дрожат руки, он не сразу поднимает голову, чтобы ответить. А когда поднимает, видит, что Баки смотрит на него в упор.
- Ты всегда умел выбирать женщин, - говорит Стив медленно, вполголоса. Мэгги, если и слышит, не подаёт вида.
Баки неопределённо хмыкает и стягивает с плеч пиджак. Подвигает стул, ставит спинкой вперёд и садится позади Стива.
- Давай, докажи, что я не ошибся и в этот раз.
Он не ошибся.
Мэгги держится молодцом, хотя Стив старается не слишком напрягать её, давая частые перерывы. Баки за плечом комментирует, отпускает реплики, что-то советует.
- Здесь светлее, Стив. Это заметно, если снять бельё. Но даже над ним, видишь полоску?
Стив видит, у него просто не все детали рука поднимается запечатлеть, словно страшно спугнуть сокровище. Или влезть в тайну, в которую тебя пока не пустили.
Он наносит тени на живот старательно, а Баки и Мэгги обмениваются шутками.
- Покуришь? – спрашивает он, но Мэгги качает головой.
- Потом.
Баки вплотную наклоняется к Стиву, почти кладёт подбородок на плечо.
- Стив. Ты сейчас сделаешь из неё темнокожую.
- Чёрт! – Стив сдавленно ругается, и наконец смеются все.
Поза ломается, но набросок почти готов. Стив передаёт альбом Мэгги, она берёт его с большой осторожностью и интересом. Всё так же, стоя на каблуках, в одном нижнем белье, рассматривает саму себя, и на её лице смесь странных эмоций.
- Ты меня сделал другой, - наконец говорит она, чуть склонив голову. – Лучше. Идеальнее.
Баки хлопает ладонями по спинке стула.
- Я говорил, это его вечная проблема. А всё потому, Стив, что ты поднимал глаза раза два из необходимых двух сотен, а остальное дорисовывал из головы. – Он склоняет голову, обращаясь уже к Мэгги: - Хотя, дорогая, я вовсе не имел в виду, что ты не идеальна.
Мэгги отмахивается – тоже мне комплимент, правда известна и так – и снова к Стиву:
- Ты будешь его заканчивать?
- Вряд ли.
- Тебе придётся научиться на меня смотреть, - мягко говорит она. – Если хочешь однажды закончить.
Баки улыбается ей, как будто они знают друг друга уже очень давно.
- Как бы нам отучить его от излишней скромности?
- Я не излишне скромный, - говорит Стив уже потом, когда от Мэгги в комнате остаётся тонкий запах духов и рисунок – яркое, чёткое пятно угля с её формами, позой, мыслями, возможно. – Я просто не хочу напугать её.
- Когда ты рисуешь. Кого ты можешь напугать?
- И сам себя иногда.
- Нет ничего страшного в одержимости. Дай тебе в руки гранату, ты бы уже её взорвал. Я предпочитаю видеть в твоих целых пальцах карандаш.
Стив молчит, и Баки молчит тоже, проводя стаканом с вином по губам. Света в комнате мало, вино сверкает, мягко оттеняют огонь глаза Баки.
- Мне нравится смотреть, как ты рисуешь. Такой сосредоточенный, такой… - Баки взбалтывает стакан, вино поднимается и опускается маленькой волной. – Боец.
- У тебя что-то было с ней? С Мэгги?
Баки смотрит перед собой, у него застывший взгляд, но улыбка трогает губы. Он ухмыляется, поднося стакан к губам, делая глоток, всё ещё не перестаёт.
- Боюсь, что… нет.
- Как же так? Как же ты её уговорил?
Баки делает неопределённый жест. И неожиданно – это всегда бывает так – смотрит Стиву в глаза. У него слишком большие глаза, чтобы не заметить вспыхивающий и затухающий огонёк.
- Скажем, у нас общая тайна.
- Какая?
- Это же тайна, Стив. Она тайная.
- Ладно, - просто говорит Стив. Ему, пожалуй, достаточно. А Баки зол как будто бы сам на себя.
В другой раз света достаточно, Баки всё так же за спиной Стива, всё те же уместные и не очень ремарки – с головой выдающие его опыт. Он всё равно что выбирает в магазине лучший продукт из предложенных, он знает о них всё.
В какой-то момент он даже хватает Стива за запястье, будто хочет поправить, как ему кажется, ошибку, сам. Стив замирает, напрягается, весь обращённый в нерв, и Баки шумно сглатывает, убирает руку.
- Прости, - говорит.
Мэгги смотрит на них внимательно. А затем снимает бюстгальтер.
- Пора что-то добавить, - замечает она и встаёт в прежнюю позу, естественная и органичная от и до.
Стив черкает на бумаге, скрип угля, кажется, заглушает просто всё. Баки сидит рядом, уставившись в одну точку, и это не Мэгги.
- Хочешь, я уйду? – почти шёпотом спрашивает он.
- Конечно, нет, - так же тихо отвечает Стив. – Без тебя я вообще не справлюсь.
- Да брось. Это женщина, а не монстр. Она не страшнее войны. Взгляни на неё, Стив, ты от этого точно не умрёшь.
А вдруг, хочется возразить Стиву, но взгляд он поднимает.
- Рано или поздно тебе придётся очутиться с этим наедине. – Баки проводит рукой по волосам, жест, столько раз запечатлённый Стивом на рисунках. – Сейчас, кажется, подходящий момент.
- Нет, - твёрдо говорит Стив. – Пожалуйста, - Баки застывает на месте, но Стив обращается не к нему: - Мэгги, пожалуйста, разденься полностью.
Улыбка появляется на лице Мэгги лишь на секунду.
Они ожесточённо спорят, пока Мэгги курит, отдыхая. Обнажённая женщина сидит посреди его квартиры, положив ногу на ногу так просто, словно это естественнейшая часть её жизни, и выпускает дым кольцами в потолок. А Стив занят, по-настоящему, он упорствует до хрипоты и доволен этим.
А Баки снова что-то не нравится.
- Ты убиваешь её красоту, - заявляет он, - своими придумками. Хотя делаешь это не так очевидно, как раньше. Посмотри сюда. Мэгги, встань, милая?
- Дай ей покурить уже, - раздражённо замечает Стив. – Я не хочу спать в дымной завесе.
Но Мэгги встаёт – с сигаретой в руке.
- Посмотри на её бёдра. Какие они?
- Красивые.
- Это понятно. Они женские, Стив, они для материнства в дальнейшем. А ты рисуешь что-то безусловно красивое, но очень отстранённо напоминающее женскую часть тела.
- Дай мне, - требует Мэгги, выдёргивает альбом, держит в свободной руке, вглядывается. Прикуривает, выпускает дым. Оба смотрят на неё снизу вверх, запрокинув головы, и Стив не сразу соображает, что её нагота стала естественной частью процесса.
Мэгги крутит альбом так и сяк, её зелёные глаза раз за разом осматривают рисунок, словно цепляясь за что-то новое.
- Опять другое, - говорит она и возвращает альбом. – Но мне нравится.
Стив берёт его раздражённо, смотрит, Баки, снова почти положив подбородок на плечо, вглядывается тоже. Они ищут, что не так. Они знают, но не находят. Мэгги смотрит на них, прищурив глаза.
Стив ещё раз скользит взглядом по широковатым плечам, по слишком чётко прорисованному животу, по злосчастным бёдрам – рельефнее, твёрже, чем надо, сейчас он видит недостатки, которые раньше казались линиями, слагающими целое.
- Волшебные сильные женщины, - произносит Баки, вибрация его голоса проходит по плечу, до самой шеи. – Каких в жизни не бывает.
Он говорит тише, совсем в ухо:
- Ты даёшь им мощь, которой хочешь сам. Попробуй дать любви.
Не та это мощь, хочется сказать Стиву, другая, совсем. Но он раздражён, и лист из альбома вырывается с по-настоящему злым звуком.
Он начинает с нуля – даже не прося Мэгги сдвинуться с места, так и зарисовывает её, курящую, с выражением лица одновременно безмятежным и до странного тоскливым.
Баки так и не отодвинулся, и двигая рукой, Стив чувствует, что Баки – будто бы продолжение его жеста. Спиной он ощущает крепкость его груди, быстроту и силу сердца в ней, и когда пульс учащается – а происходит это, как только угольная линия плеча проводится привычно жёстко – Стив чувствует сразу.
- Мягче, Стив, - тихо говорит Баки, у него дыхание почти астматика. – Мягче.
Стив слушается, закругляя, стараясь, и всякий раз ему кажется, что ломается некая природа – и создаётся новая.
- Ну, - говорит Мэгги, оглядывая новую версию, уже с новой сигаретой в руке. – Я стала круглее. Это шаг вперёд.
Её глаза на секунду устремляются на Стива, отражая его мысль. Или назад?
Она возвращает альбом вежливо, ни тени недовольства нет на её лице.
- Ты сделал меня лучше, снова. Идеалом. – Она долгим, очень долгим взглядом смотрит на Баки. – Которого мне не достичь.
Стив роняет альбом – от звука вздрагивают все – и вскидывает руки, сдаваясь.
- Похоже, тут я бессилен. Не моя область. – Он трёт шею, а Баки незаметно отстраняется от него.
- Сфокусируйся на другом, - предлагает Мэгги.
- На чём?
- Рисуй своих сильных женщин, что в этом такого?
- Война в этом, - бормочет Баки, а Мэгги смотрит на него как на глупца. И молчит.
После её ухода Стив и Баки пьют вино до утра, жар, как от лихорадки, не проходит до утреннего прохладного душа.
Стив думает, что больше она не придёт – всё, закончены уроки, знания не прижились, такое бывает. Как же ты будешь в армии, смеётся Баки, не слишком, впрочем, искренне, а хотя постой, отлично, если вдруг не напорешься там на женщину. В его словах столько привычной насмешки, что Стив реагирует улыбкой, и столько новой злости – что что-то сжимается внутри.
Но Мэгги приходит, она как маяк, выживший в бурю и спасший корабль. Она возвращается, и свет опять обрамляет её.
Она притаскивает мольберт – представить только, как тащила его по пути сюда – и пачку писем, подобранную внизу.
Письма она кидает Стиву, мольберт устанавливает ближе к окну.
- Вы популярны, ребята, - говорит, пока Стив перебирает плотные конверты. Больше половины – на имя Баки, а те, что на его, не прячут в себе повестки. Стив подавляет вздох, на его скулах вздуваются желваки. Баки молча берёт из его руки пачку и отбрасывает в угол комнаты.
- Потом, - говорит он с улыбкой. – Всё потом.
- Ты бы хоть помог ей, - усмехается Стив. Баки в притворном удивлении округляет глаза.
- Но я уже помогаю.
- Моя очередь, - громко заявляет Мэгги, из-за угла мольберта виднеются её подпрыгивающие кудряшки. – Мои правила. Раздевайся.
- Что? – У Стива из рук падает книга, у него всё время в руках оказываются книги, даже когда заняты обе.
- Ты видел меня голой. Ты рисовал меня голой, - невозмутимо продолжает Мэгги. – Я же говорила: художник должен побывать по обе стороны. Пришла очередь меняться сторонами. Раздевайся.
- Нет. – У Стива это вырывается раньше, чем он успевает обдумать справедливость, в общем-то, её слов. За время позирования она не потребовала ничего, кроме сигарет и вина, а это, при всей масштабности, невысокая плата.
Мэгги хмурится, они с Баки обмениваются взглядами, Баки и вовсе скрывает ухмылку.
- Мне принести музыку, чтобы ты расслабился? Я принесу. Что ещё? Запись стреляющих пушек? Боевые кличи солдат под военный марш?
- Нет, Мэгги, дело не в этом. Я просто не могу.
- Почему это? – когда дело касается её, Мэгги требовательна. – Что тебя смущает? Я не в постель тебя зову.
Какая разница, хочется сказать Стиву, но он только беспомощно смотрит на Баки. Тот лыбится не скрываясь.
- Ты правда откажешь даме?
Стив отказывает в тот раз, и они ругаются все втроём, и мирятся, и Мэгги рисует Стива в одежде, но случайно после пачкает краской его рубашку. Ах, говорит она, какая неприятность. Надеюсь, у тебя много рубашек.
У Стива немного. Следующую он заранее бережёт, но ничего не происходит. Мэгги просит сесть по-другому, встать, лечь, закинуть руку туда и сюда, Стива не покидает ощущение, что она попросту издевается, но по крайней мере, в тот раз им всем весело.
А затем она и правда приносит граммофон и пластинку, и музыка трещит, звуча. Льётся по бокалам вино, где-то далеко гибнут за свою страну солдаты, и Стив не с ними. Он не пьян, но расслаблен, глаза Мэгги, пробегающие по нему цепко и быстро, всё равно что ещё один источник света.
Стив упускает момент, и он, в общем-то, проиграл – руки Баки обнимают его сзади осторожно, появляясь медленно и напористо, а губы Баки влажно улыбаются рядом со щекой.
- Нет, ты не откажешь даме сегодня. Нет, Стив, нет. – он продолжает шептать, Стив тупо смотрит, как ловко его пальцы расстёгивают пуговицу за пуговицей, и он, опомнившись, всё же хватается за края расходящейся рубашки.
Но Баки кладёт ладони поверх его рук, с силой отводя в стороны, что-то есть в этом слишком важное и откровенное, жгучее. Рубашка соскальзывает с плеч Стива, Баки легко трётся о плечо колючей щекой.
- Ей важно, какой ты, - горячо шепчет он. – Мне важно, какой ты.
Мэгги рисует, будто бы даже не глядя, будто бы всё происходящее сейчас рисует само себя.
- Я знаю, какой.
Пальцы Баки останавливаются над ремнём, Мэгги едва заметно кивает. Стив перехватывает Баки за запястья.
- Нет.
Баки – он чувствует – смотрит на него, и глаза у него пьяные и в них что-то горит.
- Стив. – Мэгги отрывается от мольберта, выглядывает, что она видит? – Пожалуйста, мне надо. Я не собираюсь оценивать, что у тебя там.
- Нет. – Стив выпутывается из Баки – во всех смыслах, кажется, его руки везде, голос, вязкие интонации, которых Стив так опасался раньше. Его взгляды, запахи и сам он – весь.
Мэгги уходит, оставляя мольберт, Стив даже не заглядывает, а Баки всю ночь сидит напротив с бутылкой вина.
В этот раз точно – всё, но нет. Красное платье, красная помада, волосы уложены в причёску.
- Извинения принимаются, - смеётся Стив, Баки за его спиной просто кивает.
Они слушают музыку, пьют, разговаривают, играют в карты на раздевание. Это предложил, конечно, Баки. Это поддержала, конечно, Мэгги.
- Вы оба видели меня голой. И раз уж Стив отказывается раздеваться полностью, оправдывайте мои ожидания вдвоём и разденьтесь пополам. А я нарисую.
Ну конечно – мощь и слабость.
Эта картина до сих пор у Стива перед глазами – в одном нижнем белье, с бессменной сигаретой наперевес, Мэгги сидит перед мольбертом, у неё явно кружится голова, и когда Баки кидает в неё свою рубашку, она соображает и стаскивает её с лица далеко не сразу.
- На это ты согласен? – спрашивает Баки, улыбаясь. – Подарим ей утешение?
- Ничто не утешит меня, - отзывается Мэгги, и почему-то её слова не звучат пусто.
Стив кивает скорее себе.
- Только я сам сниму.
Баки поднимает руки – пожалуйста-пожалуйста.
- О, отлично, наконец-то. Стив, сядь ближе, что ты укатился в другой конец комнаты, друзья вы или нет. Джеймс, приобними его… да, вот так. Всё, не шевелитесь, иначе я вас прокляну.
Друзья мы или нет.
Когда Мэгги уходила, Стив подарил ей пустой альбом – и уже потом, когда было поздно, вспомнил, что там хранилось, на последней странице – невозможно узнать, если не пролистывать. Рисунок, сделанный украдкой, тайна, не общая ни с кем. Частичная разгадка, Мэгги, если дорисовала до конца, поняла, конечно же. Впрочем, она поняла значительно раньше. Рельефы, сила, твёрдость, спящий идеал.
Мэгги больше не вернулась, волна накрыла маяк, война забрала её на фронт. Медсестрой – созидателем, а не творцом, подмастерьем, а не художником. Её краски, её грязь остались бесформенной цветной или угольно-чёрной памятью – на стенах, на бумаге, на людях.
Она оставила Стиву все наброски с собой, но не сохранила их. И Стив не сохранил – он не старался. Часть его, напротив, желала сжигать.
Желала гореть.
А вот последний рисунок, их с Баки вдвоём – он затерялся, конечно же, тоже, но Стив запомнил его в мельчайших деталях: взгляды, направленные друг на друга, две улыбки – одна почти отчаянно-открытая, вторая нервная, но счастливая. Рука на плече – сильная, крепкая рука, плечи того Стива она легко смогла объять, но не было в том жесте ни превосходства, ни самодовольства, а ладонь осторожнее, чем надо, сжала предплечье. Морщинки вокруг глаз – уже тогда Баки улыбался лучисто, будто не суждено прожить долго, пошутила тогда Мэгги. Она много шутила в тот вечер.
И волосы Баки казались длиннее, чем есть, и странный шрам по линии плеча вниз, словно отсекая его – что-то Мэгги насмешило в очередной раз, дёрнулась рука, проехавшись как не надо. И тени легли так, что блеска стало чуть больше, и лицо казалось уставшим, и во взгляде мелькнуло нечто более важное, чем связь. Признание, возможное сквозь время.
Спустя семьдесят лет Стив закрывает глаза, воспроизводя мельчайшие детали ушедшего.
На рисунке он слева.
URL записиначала выполнять заявку Shellar Arranktur про Баки, который заботится о Стиве, а в итоге... УНЕСЛО. КАПИТАЛЬНО. САМА НЕ ЗНАЮ КУДА.
дорогая Shellar Arranktur, это не исполнение заявки, я вам всё ещё должна!
а это какой-то ДИЧАЙШИЙ ПОБОЧНЫЙ ЭФФЕКТ!
простите
тут скинни!Стив, Баки, рисование и третий ваще левый выдуманный женский персонаж, полная хрень, несоблюдение ничего и никакого рейтинга почти на 4000 слов. пиздец! и не вычитывала вооообщеее, простите (2)- Мне нравится.
Баки заглядывает через плечо нахально и просто – ему всё можно. Стив не пытается скрыть рисунок, он уже давно не стесняется того, что рождается на бумаге.
- Это не считается, - усмехается он. – Тебе нравится всё, что я рисую.
- Потому что я сам не умею, да. Красиво, - добавляет Баки. – А красоту оценить я в состоянии всегда.
Он вернулся поздно, всегда идеальные волосы растрёпаны, глаза сытого кота, по следам тянется вереница чужих сладких запахов. Стив поневоле вслушивается в них: они ему приятны. Они вдохновляют. Женщины вообще кажутся миром далёким – как другая планета – но ярким и привлекательным чересчур. До опасного.
Баки не дожидается вопросов.
- Зря ты не пошёл. Сегодня. Вчера. На той неделе, - он начинает перечислять, загибая пальцы, а глаза блестят. – Там были очень милые девушки. Когда я говорю «милые», то имею в виду, что они понравились бы тебе.
- А тебе? – Стив чуть вскидывает голову.
Баки пожимает плечами. И молчит.
Но недолго. Он только раскрывает рот, Стив перебивает:
- А я им? Бак, ты же знаешь, мне есть что ответить.
Лицо Баки искажается странно – от досады и чего-то ещё непонятного.
- Прекрати, пожалуйста. Я тебе постоянно говорю, что нельзя так. Девушки любят разных, все любят разных. И многим, - он на мгновение запинается, - ты бы дал фору.
Стив в такт кивает, не отвлекаясь, штрихуя медленно и спокойно, и Баки, похоже, это только сильнее злит.
- Бак, я же не прошу меня успокаивать. Я просто говорю нет – за этим ничего скрытого не стоит. Мне не интересно.
- А рисовать? – спрашивает Баки. – Тебе интересно?
Рука замирает, фасад их дома остаётся пуст и испачкан отпечатками пальцев со следами карандашного грифеля. На переднем плане – жизнь, настоящая, кипучая всё равно что котёл.
- Ты знаешь, что да.
- И идти дальше ты наверняка хочешь.
- Наверняка.
- Ты рисуешь женщин, я видел наброски. Они у тебя все волшебные, знаешь, как не от мира сего. Попробуй настоящую женщину. Нарисовать, - добавляет он, видя, как меняется Стив в лице. – Просто попробуй, чтобы сравнить. Мне нравятся твои рисунки, но… лучше осознанный выбор волшебства, а не бегство в волшебство от незнания, правда?
- Чем же они так не похожи на настоящих? – спрашивает Стив, не поднимая глаз. У него жжёт пальцы, будто опустил в кипяток. И в груди тоже жжёт – как если бы туда ударили ногой. Его били ногами, он знает.
Баки усмехается.
- Они слишком хороши. А ведь у женщин тоже есть недостатки. Ты рисуешь их как юнец, подсматривающий в дверную щель. Рисуй как художник, знающий особенности их тел.
От откровенности его тона Стиву делается не по себе. Появляются в голосе Баки нотки, которые он слышал очень редко, и всякий раз не понимал, к чему именно их отнести.
- Что ты предлагаешь? – Стив наконец поднимает взгляд и натыкается на ответный – тёплый и мягкий, как шоколад. И полный сияния уже совсем другого.
- Я приведу девушку. Она разденется. Ты её нарисуешь.
- Кто же заставит её раздеться? Моя потрясающая квартира? Мои несуществующие деньги?
- Твой талант. – Баки засовывает руки в карманы и принимается раскачиваться на носках, он всегда так делает, когда чем-то воодушевлён. – И я умею убедительно просить, когда нужно.
Стив усмехается, но во рту делается горько.
Иллюзия сразу разрушается в пыль. Девушка, которую Баки осторожно придерживает за спину, словно опасаясь, что та упадёт и разобьётся, полна деликатности и какого-то сбивающего с толку спокойствия. Она медленно оглядывает стены, увешанные плакатами и рисунками, захламленный стол, на котором вперемешку валяются карандаши и уголь, и чёрным испачкано буквально всё. Её взгляд на короткое время останавливается на деталях, фиксируя их, и спокойно плывёт дальше.
На ней зелёное платье в горошек с коротким рукавом, на руках тонкие кружевные перчатки, пальцы сжимают крохотную сумочку – что вообще может уместиться туда? Её волосы уложены аккуратно и тщательно, а на губах красная помада, но не яркая, одним слоем, если не его половиной. В каждом её движении Стиву видится оценивание. В каждом её жесте – одобрение. Он расслабляется и расправляет плечи.
- Это Мэгги, - говорит Баки, всё так же придерживая её. – В следующем году она хочет поступать на факультет живописи.
Глаза у неё яркие и зелёные, смотрят прямо и уверенно.
- Стив, - говорит Стив, чувствуя себя глупо. У него не потеют ладони, дыхание не задерживается, ему спокойно и ровно. Ничего странного в этом нет.
Глаза Мэгги чуть сверкают.
- Я знаю. Мне нравятся твои рисунки. Джеймс показывал некоторые.
Баки за её спиной поднимает руки в жесте извинения и «я тут ни при чём, помочь хотел». Но Стив не злится. Ему непривычнее слышать это – «Джеймс» - чем знать, что друг старался помочь.
- Позволите? – Мэгги расчищает шаткий стул, аккуратно перекладывая с него альбомы себе в руки, так со стопкой и садится, на запястье болтается сумочка. Спина прямая, а взгляд коротко останавливается на каждом корешке. – Очень, очень внушительно.
- Спасибо, - коротко говорит Стив.
Баки закатывает глаза.
- Мы так далеко не уедем. Мэгги, Стив хочет тебя нарисовать без одежды. Стив, Мэгги согласна.
Стив смотрит на неё, но она только пожимает плечами. Её пальцы так впиваются в альбомы, словно в них сокровище, не меньше.
- Пожалуй.
- О, - только и отвечает Стив.
Баки хлопает его по плечу и, задерживая ладонь, сжимает.
- Ты правда хочешь заставить даму ждать?
- Я. – Стив ладонями трёт лицо, у него учащается пульс, вырывается вдох чуть более, чем надо, глубокий. Он затылком чувствует обеспокоенный взгляд Баки, но дело сейчас не в том. – Нет. Конечно, нет. Но… мы так и сделаем? Просто? Ты не расскажешь о себе?
Мэгги смотрит на него долгим взглядом. В её чертах есть что-то резкое, слишком чёткое, из-за этого плывёт в глазах, когда смотришь на лицо. Двоится будто.
- Нет, не расскажу. Но я не продаю тело за деньги, если ты об этом беспокоишься. Я здесь потому, что думаю: художник должен побывать на месте того, кто рисует, и на месте того, кого он рисует. Потому, что считаю тебя художником талантливым и способным на это. Потому, - она бросает быстрый взгляд на стопку альбомов, - что в моей семье не принято тратить деньги на то, что пачкает вещи, и на то, что пачкается.
- Я подарю тебе альбом, - вырывается у Стива.
- Не надо. Я рисую на холстах, им и стены могут быть.
- Я подарю тебе альбом, - повторяет Стив. – Там удобнее прятать грязь.
Уголки губ Мэгги дёргаются вверх, Стив отвечает на почти улыбку, а Баки усмехается, не привык быть третьим лишним.
- Я не помешаю, ведь правда?
Стив качает головой и отворачивается. Мэгги уже аккуратно сложила альбомы стопкой у ног, её рука потянулась к молнии платья. Она справляется быстро, ворох ткани спускается с её тела, мягко обволакивая бёдра. Она переступает через него, спокойная, уверенная, тянется к лямке нижнего платья, будто слова лишние, важны только действия. Под ним оказывается совсем бельё, дальше только нагота, Стив поднимает взгляд, а Баки жестом руки останавливает Мэгги.
- Для начала достаточно белья, милая. Правда, Стив? – в его голосе опять что-то странное, но Стив кивает, глядя на Мэгги как загипнотизированный.
Она спокойно выдерживает этот взгляд – не первый, не последний, и даже смотрит в ответ, а не вдаль, не на стены, абстрагируясь от тела. Она – резкость, осколок, лезвие ножа – говорит почти мягко:
- Ты не сможешь рисовать меня здесь. Свет падает не так.
Она перемещается сама, но ждёт одобрения Стива, хотя бы кивка.
- Какую позу мне принять?
Наблюдать за девушками и женщинами – всех возрастов – всегда удовольствие. Подмечать эти мельчайшие детали, разницу между вами, в том, как её пальцы берут чашку, как осторожно она поворачивает голову, как в каждом её жесте или безграничное спокойствие будущей матери, или её же бесконечное напряжение. Женщины завораживают, Баки часто говорит об этом, шёпотом в кино или пабе, или на танцах, его глаза полны огня. Он как загипнотизированный. И Стив понимает, почему. Эта душистая тайна – женщина – она в своём лёгком величии над остальными хороша, если пряма спина и несгибаемы плечи, если данную природой тяжёлую роль она несёт с достоинством.
Стив видел так свою мать, она отпечаталась в его сознании каждой чёрточкой. В фантазиях Стив выпускал её, лебедя, на поверхность озера. Он наблюдал за её полётом бабочки, полным чистого интереса и любви к миру. Он укрывался в её шерсти – дикой рычащей тигрицы, защищающей дитя.
Одно дело мать, одно дело – наблюдение, совсем другое – юная женщина, живая, настоящая, с собственным телом и взглядом на жизнь, со множеством мельчайших несовершенств, что складываются в разновидность красоты.
У Мэгги плоский живот, округлая, где надо, фигура, пышные бёдра. Пять секунд Стив отсчитывает, подмечая детали. Затем он не смотрит – созерцает. Не сын, не мужчина, даже не человек. Художник.
Мэгги выпрямляется – плавным движением, что завершается чуть вздёрнутым подбородком – и застывает так.
Баки за спиной Стива еле слышно втягивает воздух.
- Правда, она хороша? – спрашивает он,
У Стива дрожат руки, он не сразу поднимает голову, чтобы ответить. А когда поднимает, видит, что Баки смотрит на него в упор.
- Ты всегда умел выбирать женщин, - говорит Стив медленно, вполголоса. Мэгги, если и слышит, не подаёт вида.
Баки неопределённо хмыкает и стягивает с плеч пиджак. Подвигает стул, ставит спинкой вперёд и садится позади Стива.
- Давай, докажи, что я не ошибся и в этот раз.
Он не ошибся.
Мэгги держится молодцом, хотя Стив старается не слишком напрягать её, давая частые перерывы. Баки за плечом комментирует, отпускает реплики, что-то советует.
- Здесь светлее, Стив. Это заметно, если снять бельё. Но даже над ним, видишь полоску?
Стив видит, у него просто не все детали рука поднимается запечатлеть, словно страшно спугнуть сокровище. Или влезть в тайну, в которую тебя пока не пустили.
Он наносит тени на живот старательно, а Баки и Мэгги обмениваются шутками.
- Покуришь? – спрашивает он, но Мэгги качает головой.
- Потом.
Баки вплотную наклоняется к Стиву, почти кладёт подбородок на плечо.
- Стив. Ты сейчас сделаешь из неё темнокожую.
- Чёрт! – Стив сдавленно ругается, и наконец смеются все.
Поза ломается, но набросок почти готов. Стив передаёт альбом Мэгги, она берёт его с большой осторожностью и интересом. Всё так же, стоя на каблуках, в одном нижнем белье, рассматривает саму себя, и на её лице смесь странных эмоций.
- Ты меня сделал другой, - наконец говорит она, чуть склонив голову. – Лучше. Идеальнее.
Баки хлопает ладонями по спинке стула.
- Я говорил, это его вечная проблема. А всё потому, Стив, что ты поднимал глаза раза два из необходимых двух сотен, а остальное дорисовывал из головы. – Он склоняет голову, обращаясь уже к Мэгги: - Хотя, дорогая, я вовсе не имел в виду, что ты не идеальна.
Мэгги отмахивается – тоже мне комплимент, правда известна и так – и снова к Стиву:
- Ты будешь его заканчивать?
- Вряд ли.
- Тебе придётся научиться на меня смотреть, - мягко говорит она. – Если хочешь однажды закончить.
Баки улыбается ей, как будто они знают друг друга уже очень давно.
- Как бы нам отучить его от излишней скромности?
- Я не излишне скромный, - говорит Стив уже потом, когда от Мэгги в комнате остаётся тонкий запах духов и рисунок – яркое, чёткое пятно угля с её формами, позой, мыслями, возможно. – Я просто не хочу напугать её.
- Когда ты рисуешь. Кого ты можешь напугать?
- И сам себя иногда.
- Нет ничего страшного в одержимости. Дай тебе в руки гранату, ты бы уже её взорвал. Я предпочитаю видеть в твоих целых пальцах карандаш.
Стив молчит, и Баки молчит тоже, проводя стаканом с вином по губам. Света в комнате мало, вино сверкает, мягко оттеняют огонь глаза Баки.
- Мне нравится смотреть, как ты рисуешь. Такой сосредоточенный, такой… - Баки взбалтывает стакан, вино поднимается и опускается маленькой волной. – Боец.
- У тебя что-то было с ней? С Мэгги?
Баки смотрит перед собой, у него застывший взгляд, но улыбка трогает губы. Он ухмыляется, поднося стакан к губам, делая глоток, всё ещё не перестаёт.
- Боюсь, что… нет.
- Как же так? Как же ты её уговорил?
Баки делает неопределённый жест. И неожиданно – это всегда бывает так – смотрит Стиву в глаза. У него слишком большие глаза, чтобы не заметить вспыхивающий и затухающий огонёк.
- Скажем, у нас общая тайна.
- Какая?
- Это же тайна, Стив. Она тайная.
- Ладно, - просто говорит Стив. Ему, пожалуй, достаточно. А Баки зол как будто бы сам на себя.
В другой раз света достаточно, Баки всё так же за спиной Стива, всё те же уместные и не очень ремарки – с головой выдающие его опыт. Он всё равно что выбирает в магазине лучший продукт из предложенных, он знает о них всё.
В какой-то момент он даже хватает Стива за запястье, будто хочет поправить, как ему кажется, ошибку, сам. Стив замирает, напрягается, весь обращённый в нерв, и Баки шумно сглатывает, убирает руку.
- Прости, - говорит.
Мэгги смотрит на них внимательно. А затем снимает бюстгальтер.
- Пора что-то добавить, - замечает она и встаёт в прежнюю позу, естественная и органичная от и до.
Стив черкает на бумаге, скрип угля, кажется, заглушает просто всё. Баки сидит рядом, уставившись в одну точку, и это не Мэгги.
- Хочешь, я уйду? – почти шёпотом спрашивает он.
- Конечно, нет, - так же тихо отвечает Стив. – Без тебя я вообще не справлюсь.
- Да брось. Это женщина, а не монстр. Она не страшнее войны. Взгляни на неё, Стив, ты от этого точно не умрёшь.
А вдруг, хочется возразить Стиву, но взгляд он поднимает.
- Рано или поздно тебе придётся очутиться с этим наедине. – Баки проводит рукой по волосам, жест, столько раз запечатлённый Стивом на рисунках. – Сейчас, кажется, подходящий момент.
- Нет, - твёрдо говорит Стив. – Пожалуйста, - Баки застывает на месте, но Стив обращается не к нему: - Мэгги, пожалуйста, разденься полностью.
Улыбка появляется на лице Мэгги лишь на секунду.
Они ожесточённо спорят, пока Мэгги курит, отдыхая. Обнажённая женщина сидит посреди его квартиры, положив ногу на ногу так просто, словно это естественнейшая часть её жизни, и выпускает дым кольцами в потолок. А Стив занят, по-настоящему, он упорствует до хрипоты и доволен этим.
А Баки снова что-то не нравится.
- Ты убиваешь её красоту, - заявляет он, - своими придумками. Хотя делаешь это не так очевидно, как раньше. Посмотри сюда. Мэгги, встань, милая?
- Дай ей покурить уже, - раздражённо замечает Стив. – Я не хочу спать в дымной завесе.
Но Мэгги встаёт – с сигаретой в руке.
- Посмотри на её бёдра. Какие они?
- Красивые.
- Это понятно. Они женские, Стив, они для материнства в дальнейшем. А ты рисуешь что-то безусловно красивое, но очень отстранённо напоминающее женскую часть тела.
- Дай мне, - требует Мэгги, выдёргивает альбом, держит в свободной руке, вглядывается. Прикуривает, выпускает дым. Оба смотрят на неё снизу вверх, запрокинув головы, и Стив не сразу соображает, что её нагота стала естественной частью процесса.
Мэгги крутит альбом так и сяк, её зелёные глаза раз за разом осматривают рисунок, словно цепляясь за что-то новое.
- Опять другое, - говорит она и возвращает альбом. – Но мне нравится.
Стив берёт его раздражённо, смотрит, Баки, снова почти положив подбородок на плечо, вглядывается тоже. Они ищут, что не так. Они знают, но не находят. Мэгги смотрит на них, прищурив глаза.
Стив ещё раз скользит взглядом по широковатым плечам, по слишком чётко прорисованному животу, по злосчастным бёдрам – рельефнее, твёрже, чем надо, сейчас он видит недостатки, которые раньше казались линиями, слагающими целое.
- Волшебные сильные женщины, - произносит Баки, вибрация его голоса проходит по плечу, до самой шеи. – Каких в жизни не бывает.
Он говорит тише, совсем в ухо:
- Ты даёшь им мощь, которой хочешь сам. Попробуй дать любви.
Не та это мощь, хочется сказать Стиву, другая, совсем. Но он раздражён, и лист из альбома вырывается с по-настоящему злым звуком.
Он начинает с нуля – даже не прося Мэгги сдвинуться с места, так и зарисовывает её, курящую, с выражением лица одновременно безмятежным и до странного тоскливым.
Баки так и не отодвинулся, и двигая рукой, Стив чувствует, что Баки – будто бы продолжение его жеста. Спиной он ощущает крепкость его груди, быстроту и силу сердца в ней, и когда пульс учащается – а происходит это, как только угольная линия плеча проводится привычно жёстко – Стив чувствует сразу.
- Мягче, Стив, - тихо говорит Баки, у него дыхание почти астматика. – Мягче.
Стив слушается, закругляя, стараясь, и всякий раз ему кажется, что ломается некая природа – и создаётся новая.
- Ну, - говорит Мэгги, оглядывая новую версию, уже с новой сигаретой в руке. – Я стала круглее. Это шаг вперёд.
Её глаза на секунду устремляются на Стива, отражая его мысль. Или назад?
Она возвращает альбом вежливо, ни тени недовольства нет на её лице.
- Ты сделал меня лучше, снова. Идеалом. – Она долгим, очень долгим взглядом смотрит на Баки. – Которого мне не достичь.
Стив роняет альбом – от звука вздрагивают все – и вскидывает руки, сдаваясь.
- Похоже, тут я бессилен. Не моя область. – Он трёт шею, а Баки незаметно отстраняется от него.
- Сфокусируйся на другом, - предлагает Мэгги.
- На чём?
- Рисуй своих сильных женщин, что в этом такого?
- Война в этом, - бормочет Баки, а Мэгги смотрит на него как на глупца. И молчит.
После её ухода Стив и Баки пьют вино до утра, жар, как от лихорадки, не проходит до утреннего прохладного душа.
Стив думает, что больше она не придёт – всё, закончены уроки, знания не прижились, такое бывает. Как же ты будешь в армии, смеётся Баки, не слишком, впрочем, искренне, а хотя постой, отлично, если вдруг не напорешься там на женщину. В его словах столько привычной насмешки, что Стив реагирует улыбкой, и столько новой злости – что что-то сжимается внутри.
Но Мэгги приходит, она как маяк, выживший в бурю и спасший корабль. Она возвращается, и свет опять обрамляет её.
Она притаскивает мольберт – представить только, как тащила его по пути сюда – и пачку писем, подобранную внизу.
Письма она кидает Стиву, мольберт устанавливает ближе к окну.
- Вы популярны, ребята, - говорит, пока Стив перебирает плотные конверты. Больше половины – на имя Баки, а те, что на его, не прячут в себе повестки. Стив подавляет вздох, на его скулах вздуваются желваки. Баки молча берёт из его руки пачку и отбрасывает в угол комнаты.
- Потом, - говорит он с улыбкой. – Всё потом.
- Ты бы хоть помог ей, - усмехается Стив. Баки в притворном удивлении округляет глаза.
- Но я уже помогаю.
- Моя очередь, - громко заявляет Мэгги, из-за угла мольберта виднеются её подпрыгивающие кудряшки. – Мои правила. Раздевайся.
- Что? – У Стива из рук падает книга, у него всё время в руках оказываются книги, даже когда заняты обе.
- Ты видел меня голой. Ты рисовал меня голой, - невозмутимо продолжает Мэгги. – Я же говорила: художник должен побывать по обе стороны. Пришла очередь меняться сторонами. Раздевайся.
- Нет. – У Стива это вырывается раньше, чем он успевает обдумать справедливость, в общем-то, её слов. За время позирования она не потребовала ничего, кроме сигарет и вина, а это, при всей масштабности, невысокая плата.
Мэгги хмурится, они с Баки обмениваются взглядами, Баки и вовсе скрывает ухмылку.
- Мне принести музыку, чтобы ты расслабился? Я принесу. Что ещё? Запись стреляющих пушек? Боевые кличи солдат под военный марш?
- Нет, Мэгги, дело не в этом. Я просто не могу.
- Почему это? – когда дело касается её, Мэгги требовательна. – Что тебя смущает? Я не в постель тебя зову.
Какая разница, хочется сказать Стиву, но он только беспомощно смотрит на Баки. Тот лыбится не скрываясь.
- Ты правда откажешь даме?
Стив отказывает в тот раз, и они ругаются все втроём, и мирятся, и Мэгги рисует Стива в одежде, но случайно после пачкает краской его рубашку. Ах, говорит она, какая неприятность. Надеюсь, у тебя много рубашек.
У Стива немного. Следующую он заранее бережёт, но ничего не происходит. Мэгги просит сесть по-другому, встать, лечь, закинуть руку туда и сюда, Стива не покидает ощущение, что она попросту издевается, но по крайней мере, в тот раз им всем весело.
А затем она и правда приносит граммофон и пластинку, и музыка трещит, звуча. Льётся по бокалам вино, где-то далеко гибнут за свою страну солдаты, и Стив не с ними. Он не пьян, но расслаблен, глаза Мэгги, пробегающие по нему цепко и быстро, всё равно что ещё один источник света.
Стив упускает момент, и он, в общем-то, проиграл – руки Баки обнимают его сзади осторожно, появляясь медленно и напористо, а губы Баки влажно улыбаются рядом со щекой.
- Нет, ты не откажешь даме сегодня. Нет, Стив, нет. – он продолжает шептать, Стив тупо смотрит, как ловко его пальцы расстёгивают пуговицу за пуговицей, и он, опомнившись, всё же хватается за края расходящейся рубашки.
Но Баки кладёт ладони поверх его рук, с силой отводя в стороны, что-то есть в этом слишком важное и откровенное, жгучее. Рубашка соскальзывает с плеч Стива, Баки легко трётся о плечо колючей щекой.
- Ей важно, какой ты, - горячо шепчет он. – Мне важно, какой ты.
Мэгги рисует, будто бы даже не глядя, будто бы всё происходящее сейчас рисует само себя.
- Я знаю, какой.
Пальцы Баки останавливаются над ремнём, Мэгги едва заметно кивает. Стив перехватывает Баки за запястья.
- Нет.
Баки – он чувствует – смотрит на него, и глаза у него пьяные и в них что-то горит.
- Стив. – Мэгги отрывается от мольберта, выглядывает, что она видит? – Пожалуйста, мне надо. Я не собираюсь оценивать, что у тебя там.
- Нет. – Стив выпутывается из Баки – во всех смыслах, кажется, его руки везде, голос, вязкие интонации, которых Стив так опасался раньше. Его взгляды, запахи и сам он – весь.
Мэгги уходит, оставляя мольберт, Стив даже не заглядывает, а Баки всю ночь сидит напротив с бутылкой вина.
В этот раз точно – всё, но нет. Красное платье, красная помада, волосы уложены в причёску.
- Извинения принимаются, - смеётся Стив, Баки за его спиной просто кивает.
Они слушают музыку, пьют, разговаривают, играют в карты на раздевание. Это предложил, конечно, Баки. Это поддержала, конечно, Мэгги.
- Вы оба видели меня голой. И раз уж Стив отказывается раздеваться полностью, оправдывайте мои ожидания вдвоём и разденьтесь пополам. А я нарисую.
Ну конечно – мощь и слабость.
Эта картина до сих пор у Стива перед глазами – в одном нижнем белье, с бессменной сигаретой наперевес, Мэгги сидит перед мольбертом, у неё явно кружится голова, и когда Баки кидает в неё свою рубашку, она соображает и стаскивает её с лица далеко не сразу.
- На это ты согласен? – спрашивает Баки, улыбаясь. – Подарим ей утешение?
- Ничто не утешит меня, - отзывается Мэгги, и почему-то её слова не звучат пусто.
Стив кивает скорее себе.
- Только я сам сниму.
Баки поднимает руки – пожалуйста-пожалуйста.
- О, отлично, наконец-то. Стив, сядь ближе, что ты укатился в другой конец комнаты, друзья вы или нет. Джеймс, приобними его… да, вот так. Всё, не шевелитесь, иначе я вас прокляну.
Друзья мы или нет.
Когда Мэгги уходила, Стив подарил ей пустой альбом – и уже потом, когда было поздно, вспомнил, что там хранилось, на последней странице – невозможно узнать, если не пролистывать. Рисунок, сделанный украдкой, тайна, не общая ни с кем. Частичная разгадка, Мэгги, если дорисовала до конца, поняла, конечно же. Впрочем, она поняла значительно раньше. Рельефы, сила, твёрдость, спящий идеал.
Мэгги больше не вернулась, волна накрыла маяк, война забрала её на фронт. Медсестрой – созидателем, а не творцом, подмастерьем, а не художником. Её краски, её грязь остались бесформенной цветной или угольно-чёрной памятью – на стенах, на бумаге, на людях.
Она оставила Стиву все наброски с собой, но не сохранила их. И Стив не сохранил – он не старался. Часть его, напротив, желала сжигать.
Желала гореть.
А вот последний рисунок, их с Баки вдвоём – он затерялся, конечно же, тоже, но Стив запомнил его в мельчайших деталях: взгляды, направленные друг на друга, две улыбки – одна почти отчаянно-открытая, вторая нервная, но счастливая. Рука на плече – сильная, крепкая рука, плечи того Стива она легко смогла объять, но не было в том жесте ни превосходства, ни самодовольства, а ладонь осторожнее, чем надо, сжала предплечье. Морщинки вокруг глаз – уже тогда Баки улыбался лучисто, будто не суждено прожить долго, пошутила тогда Мэгги. Она много шутила в тот вечер.
И волосы Баки казались длиннее, чем есть, и странный шрам по линии плеча вниз, словно отсекая его – что-то Мэгги насмешило в очередной раз, дёрнулась рука, проехавшись как не надо. И тени легли так, что блеска стало чуть больше, и лицо казалось уставшим, и во взгляде мелькнуло нечто более важное, чем связь. Признание, возможное сквозь время.
Спустя семьдесят лет Стив закрывает глаза, воспроизводя мельчайшие детали ушедшего.
На рисунке он слева.
@темы: перепост