одна лея - три цента
РЕКЛАМИРУЮ, КОРОЧЕ, АДОВО
08.03.2015 в 21:55
Пишет Йож во фраке:АХТУНГ РПС
Короче, меня засосало опасное сосало в виде РПС. Shame on me, но терпеть больше не могу
Порно порно весело задорно. На самом деле нет.
Черт пойми что, хотела психологию, рейтинга тут не должно было быть, но увы.
ООСище во все щели, - напишу я на всякий случай, хотя на скользкой дорожке РПСа ООС - понятие растяжимое.
Посвящается всем моим единомышленникам, которые своими комментариями поддержали мои комментарии и дружно довели меня под руки до такого дна.
Пейринг: Марк Стронг/Колин Ферт
Рейтинг: R
Размер: 2832 слова.
Предупреждения: РПС, ООС, мат, нервы и секс. Колин немножко истеричка.
Описания тут не будет, но позволю себе напомнить, что у Стронга и Ферта четыре совместных фильма и, судя по интервью и совместным фотосессиям, очень сложные отношения.
читать дальшеТребовательный и настойчивый стук в дверь застает его на кухне за приготовлением салата Пантеска. Согласно статистике, только десять процентов мужчин что-то специально готовят для себя в отсутствии супруги, так что он может считать себя уникальным.
Не то чтобы он считал себя уникальным хоть в чем-то.
Первое, что он делает – благодарит бога за то, что Лайза с детьми принимает сентябрьские солнечные ванны на веранде уютного коттеджа в Озерном краю. Второе – едва вытерев руки, берет телефон и скидывает ей «Не возвращайся до завтра». В этом плане у них давно уже полное взаимопонимание.
Третье – под аккомпанемент атакующих дверь ударов оглядывается, собирает все ножи и прочие колюще-режущие предметы и, не глядя, сгружает их в ящики. Можно не запирать, главное – убрать с глаз. На всякий случай. Последнее время он научился слишком хорошо с ними обращаться.
Потом он быстро протирает стол и ставит на угол маленькую чашку для эспрессо, и это слишком пошло даже для артхаусного фильма. У чашки забавные толстые бока и такая маленькая ручка, что туда не пропихнуть и палец.
Наконец, опуская задранные рукава джемпера, он идет по коридору и мысленно задается вопросом, почему он никогда не звонит. Как будто стук меньше похож на унизительную просьбу впустить.
Открывая дверь, он думает, что к этому моменту он уже, должно быть, отбил себе все кулаки.
Колин смотрит на него поверх огромных дымчатых очков и говорит то же, что и всегда:
– Я тебя ненавижу.
Голос на первый взгляд кажется спокойным и выдержанным, на второй – как будто кто-то с соседней крыши уже держит его на прицеле и теребит пальцем курок. В постели он разговаривает так же.
Пытаясь не выдать усмешку, Марк сторонится и пропускает его внутрь.
Он по-хозяйски швыряет пиджак на стул, как только что в прихожей комом скинул дорогое пальто на табурет, не заботясь о крючках и вешалках. Марк повесил за ним пальто в прихожей, Марк вешает на спинку стула и пиджак – спокойно и неторопливо. Очки летят на стол, коричневые кожаные перчатки – на диван, одна падает на ковер. Марк поворачивает очки стеклами вверх и перекладывает перчатки на полку. Он никогда не изучал психологию, но знает, что деструктора сбивают проявления порядка.
Серьезно, Лайза принимает солнечные ванны, а он в кожаных перчатках.
Через большие окна кухню заливает свет, бежевый кафель кажется почти белым. При свете видны складки на рубашке, видны залегшие под глазами круги и незакрашенная седина на висках. Похоже, он пропустил поход к парикмахеру.
– Я опять в твоем блядском доме. Почему я опять в твоем блядском доме?
На самом деле, Колин матерится так, что Гарри Харт удавился бы от зависти.
– Может быть, стоит спросить об этом у тебя? – Марк открыт, спокоен и дружелюбен. Марк всем своим видом вызывает расположение, насколько с его видом это вообще возможно.
– Почему ты опять в моем доме, Колин?
Он явно хочет огрызнуться в ответ, но вместо этого садится на один из белых деревянных стульев и нервно передергивает плечами. Он не спит уже третью ночь, он устал, он не пьет, но курит в три раза больше, чем обычно.
Эта история знакома обоим.
– Тебе же не приходит в голову, что я могу не хотеть тебя у себя дома, Колин? – Можно допустить в голос угрожающие нотки, мягкие, вкрадчивые, его коронные, столь любимые режиссерами. Может быть, так было бы даже проще – включить хозяина и выбить из него спесь. Это он умеет, более того – этого от него и хотят. Так было бы гораздо проще и заканчивалось бы быстрее. Ответить агрессией на вызов, отдать должное его внутренней стерве, и все были бы счастливы.
Вот только это будет совсем не он, а врать ему очень не хочется. Марк – не тот, кто ему нужен. Стоит поддаться один раз, придется поддаваться и дальше.
Поэтому Марк сидит на диване, спокойный, как Ганеша. Марк смотрит нейтрально, дышит ровно, не закрывается, не скрещивает ноги или руки, держит ладони открытыми в подсознательном жесте доверия, и принимает вызов в себя, словно одетая в джемпер черная дыра.
– Черт побери, прекрати называть меня Колином, – он так напряжен, что воздух вокруг почти дрожит.
– Как мне называть тебя?
– Как хочешь.
– Мне нравится Колин, – такое ощущение, словно они зачитывают какую-то пьесу Жана Жене, и говорят совсем не о том, о чем нужно.
По лицу Колина пробегает дрожь, выражение становится кислым и недовольным. Он похож на гранату с вынутой чекой – еще можно вставить обратно, но отпускать уже не стоит. Он редко видит Колина другим, хотя все остальные отзываются о нем исключительно как о милейшем человеке, улыбчивом и таком вежливом, что Боже храни Британию.
– Выпьешь? – Он ждет очередного «А как ты, блядь, думаешь?», но получает только короткое «Да».
Виски огибает дугу по стенкам его любимого толстого фужера, кубики льда бьются боками друг об друга, как будто им тесно. Колин пьет, Колин достает сигареты, Колин щелкает зажигалкой несколько раз, злобно и сорвано, Колин затягивается и выпускает дым вверх. Он ищет пепельницу и не находит. Он ищет ее каждый раз и, не находя, стряхивает пепел в так удобно стоящую маленькую чашку для эспрессо. Не красуясь. Красовался бы – стряхивал бы на пол.
Марк смотрит на него с дивана, а в голове у него голос Эдди Иззарда зачитывает свою коронную миниатюру про разницу между американским и английским кино.
«Что такое, Себастьян? Я раскладываю спички».
«Тогда я, пожалуй, уйду».
«Да, пожалуй, тебе стоит уйти».
Развалившийся на стуле Колин берет со стола его телефон и смотрит на экран. Потом кидает обратно на стол. Делает еще глоток. Смотрит в окно. Как будто два старых друга встретились посидеть за бокальчиком виски, только шахмат не хватает.
Марк спокоен и терпелив. Марк наклоняется вперед, опираясь локтями о колени, и смотрит на Колина так внимательно и тепло, что тот начинает огрызаться даже взглядом. Марк складывает секунды в минуты и ждет. У него хватит выдержки и виски.
На самом деле, они оба слишком хорошо знают, что все закончится как всегда – Колин будет материться сквозь зубы, зажатый между простыней и горячим телом, с его членом в заднице.
Оно всегда заканчивается одинаково.
Марк готов поклясться, что больше всего сейчас Колину хочется наплевать на все, поступиться всеми своими принципами и просто по-человечески сказать «трахни меня», и когда-нибудь, наверно, он все-таки доведет его до этого, но не сегодня.
– Ты никогда не думал, что отсутствие упоминаний вызывает больше подозрений, чем простая вежливость?
– О чем ты?
Марк запрокидывает голову, поднимая брови.
– «Как скажете»? Серьезно?
– И что же ты хочешь, чтобы я говорил? – огрызается Колин, с каждой секундой становясь все более жалким, безуспешно пытаясь сохранить лицо. – Какой ты замечательный актер?
– Вот это, мой друг, и называется вежливостью.
– Да пошел ты.
– Это мальчишка, да? – наугад спрашивает Марк, и видит по побелевшим костяшкам, что попал в десятку.
В следующий момент этими же белыми костяшками ему прилетает по челюсти, и он смутно удивляется, как Колин умудрился оказаться рядом за полсекунды. Потом вспоминает – тренировки. Тренировки и восемьдесят процентов самостоятельных трюков.
Боже храни Британию.
Нависший над ним Колин дышит коротко и шумно, напрягся то ли перед следующим ударом, то ли в ожидании ответа, и надо бы швырнуть его носом об стол и выкрутить его на полу, зажимая руки, но эта история известная обоим. Марк отнимает руку от саднящей скулы и поднимает на него спокойные глаза.
– Ты закончил?
Колин явно хочет сказать что-нибудь типа «ты невозможен» или «я ненавижу тебя» или «ты явно хочешь еще», но он не дает ему времени – со вздохом поднимается с дивана и бросает короткое «Пошли».
Повернувшись к столу, Колин залпом допивает виски, рывком ослабляет галстук и идет за ним – на удивление молча.
Колин раздевается дольше, чем обычно, и даже в полумраке спальни с зашторенными окнами понятно, почему.
– Ты похудел.
– О, ты чрезвычайно наблюдателен.
У него теперь тонкая талия, пресс, фигурные руки и неприлично красивые для его возраста ноги. Марк знает, знает, что не должен реагировать, но ладони сами сжимаются в кулаки, и под кожей становится горячо.
– Теперь я даже не буду задыхаться, улягся ты на меня сверху.
– Пошел на хуй.
Можно сказать что-нибудь порнографическое вроде «У меня были прямо противоположные намерения», но он говорит только:
– Извини, не удержался.
Колин никогда не позволяет целовать себя, поэтому для Марка становится совершенным сюрпризом, когда тот вдруг отрывает голову от подушки и прижимается к губам – злобно и жадно, удерживая его рукой за шею, царапая короткими ногтями и не позволяя отстраниться. Марк чувствует соленый привкус во рту, но сам уже не уверен, что сможет остановиться, пока от нехватки воздуха не запляшут искры перед глазами.
Зрачки у Колина растеклись так, что радужки не видно.
– У тебя совсем все плохо?
– Ты еще предложи мне поговорить об этом. Заткнись уже и трахни меня.
Теперь он упругий на ощупь, крепкие сухие мышцы, руки сжимают плечи до синяков, когда Марк опускает вниз руку и проталкивает в него два смазанных пальца. Как всегда, его охватывает острое чувство нереальности. Он знает, что нужно делать, чтобы выбить из него стон или крик, чтобы заставить его умолять или ругаться последними словами, знает наизусть, как он закатывает под веки глаза и закусывает губу до крови, но все равно не может поверить в то, что это происходит на самом деле. Слишком странно. Слишком похоже на девичий написанный под подушкой сублимирующий рассказ.
Он никогда не спал с другими мужчинами, и Колин говорит, что тоже.
Не то чтобы он ему верил.
На чистом лбу у Колина не видно морщин, но видны капельки пота, и он все сильнее цепляется за плечи, чтобы не потянуться к члену. Потом мышцы сдаются, и Марк почти падает сверху, прижимаясь всем телом, зарываясь лицом в мокрую шею – вывернув руку, он загоняет пальцы так глубоко, что Колина почти подбрасывает над кроватью.
– Бля-ядь, – он дрожит и разводит бедра еще шире, словно его и на шпагат научили садиться. Шумно выдохнув, Марк замирает и мысленно считает до десяти, потом говорит, быстро и низко:
– Не делай так больше, иначе я кончу, и тебе придется разбираться самому.
– Только попробуй.
– Ты чисто случайно не захватил с собой презервативов? Потому что у нас с…
– Не вздумай, – грубо перебивает его Колин, срывая с губ имя жены. Толкнув его в плечо, тянется к ящику возле кровати и достает оттуда целую пачку.
Приподнявшись на локте, Марк тупо смотрит на нее несколько секунд, мысли в голове уже подплавились и потеряли привычную четкую структуру, так что его хватает только на:
– Откуда ты...
– На твоем телефоне.
– Что?..
– Господи боже! – Колин прогибается под ним, насаживаясь на бездействующие пальцы, на прокушенной губе уже краснеет кровавое пятно. – На телефоне. Было сообщение… от Лайзы. «В ящике».
Они давно хотят третьего ребенка, но его жена покупает для него презервативы. «На всякий случай».
Не существует таких, как Лайза. Ему достался последний экземпляр.
– Ты слишком громко думаешь о ней, – выдает Колин тихо и глухо, и Марк ловит уже готовое вырваться «Ты ревнуешь?». Вместо этого он садится на пятки и разгоняет по обтянутому презервативом члену остатки смазки. Колин хочет, чтобы все принадлежали ему, и при этом не принадлежали никому другому. Нет смысла врать.
Поэтому он просто молча толкается внутрь, подхватывая его под разведенные бедра руками и натягивая на себя красивое, стройное тело.
Тело изгибается, впивается пальцами в простыню, и издает долгожданное «ДА».
На самом деле Колин в постели ведет себя так, что девичьим сублимирующим рассказам и не снилось. Через полминуты он начинает стонать, через две – говорить на языке эдо, потом Марк плохо запоминает последовательность реакций – слишком горячо, мокро, тесно, больно от стальных зажимов пальцев, солено от крови на губах, и в ушах звенит в такт бухающей в голове крови.
Колин сжимает его изнутри и улыбается, как последний инкуб.
Колин ловит губами его пальцы и всасывает их, кусая и пошло облизывая горячим языком.
Колин шепчет, что он теперь умеет обращаться с оружием и что тяжелая сталь заряженного пистолета во рту – это незабываемо.
Колин дрожит.
Колин кричит.
Колин
сводит
его
с ума.
В час ночи они лежат рядом на сбитой к чертям кровати и уже даже не пытаются уснуть. В комнате пахнет сексом, у смазки был какой-то дурацкий сладкий запах. Марк вяло думает о том, что будет сильно удивлен, если Колин сможет спокойно ходить ближайшие пару дней. Наверно, он объяснит все тренировками. Надрали задницу на матах. Конечно, они продолжаются, он же не дурак.
– …почему ты каждый раз пускаешь меня?
В темноте его охрипший голос почти неузнаваем, или у Марка все еще не до конца восстановился слух. Тело не ломит и не болит, мышцы как будто атрофировались, и на самом деле он даже не уверен, что сможет ответить.
– Дурак.
– Отвечай.
Марк стонет и, перекатившись, обнимает его рукой, подтягивая к себе и упираясь лбом в плечо. Чертовски некстати эти разговоры. Некоторые вопросы он предпочитает себе не задавать.
– Предлагаешь в следующий раз оставить тебя на улице, колотящимся в дверь как будто из полузатопленного отсека подводной лодки?
– Ты понимаешь, о чем я. Почему ты так к этому относишься?
– Мне казалось, ты этого хочешь.
– Господи боже, Марк, – это был второй раз на его памяти, когда Колин назвал его по имени.
Разговор определенно заслуживает внимания.
– Почему у тебя всегда «ты» и «хочешь»? Ты когда-нибудь вообще задумывался над тем, чего хочешь ты?
Великолепно. Просто потрясающе. Ни от одного другого человека этот вопрос не звучал бы так издевательски, и ведь самое смешное, что он серьезно.
– …промолчать не удастся? – спрашивает Марк, когда неловкость паузы становится слишком очевидной даже для полуразгромленной спальни с запахом смазки в воздухе.
– Да как хочешь. Я просто в кои-то веки пытаюсь нормально…
– Это второстепенно, – перебивает он, не открывая глаз.
– Что?..
– Мои желания. Это второстепенно.
Колин шевелится под ним, вытягивается из-под руки, садится на кровати, и тут Марк уже вынужден открыть глаза и, мысленно проклиная себя за ответ, посмотреть на него – темный силуэт на темном фоне.
– Черта с два. Слышишь? – в голосе слышны знакомые угрожающие интонации.
– Колин…
– Черта с два это второстепенно.
– Ложись, всё нормально.
– Да нихрена это не нормально, ты человек или кто? Ты же так во всем. Во всем, твою мать.
– Ты внезапно решил проявить обо мне заботу? – это грубо, этого говорить не стоило, но другого способа прервать неудобный разговор нет.
– Нет, на самом деле мне плевать, – предсказуемо отрезает Колин, падая обратно. Марк слишком хорошо знает, что Колин будет жалеть об этом разговоре утром. Марк не хочет оказаться рядом в этот момент.
В темноте громко тикают часы в коридоре, где-то отдаленно шумят машины полуночных автомобилистов. Если вдуматься, не так уж он и устал.
– У нас еще остались презервативы?
– Боже, да.
В конце концов, так будет легче для обоих.
Марк просыпается в семь утра под безукоризненное «Be a singer, be a lover» откуда-то из ванной. Колин любит мюзиклы, Колин любит «Восемь женщин», Колин напевает под нос «Be Italian» правильно поставленным лирико-драматическим баритоном. Марк сонно усмехается в подушку. Нет уж, увольте, Марко Джузеппе Салуссолия остался в прошлой жизни.
Он даже женился на итальянке, и Марк потратил много сил, чтобы увериться в мысли, что это просто совпадение.
Потом привязчивый мотивчик затихает, и за шумом воды Марк не сразу слышит звонок телефона. Он подрывается с кровати слишком поздно – Колин уже стоит в дверном проеме в его синем халате и протягивает ему телефон.
– Лайза.
Голос все еще хрипловат после ночного времяпровождения. Он выглядит куда спокойнее, чем вчера, и у него по-прежнему никакого представления о границах частной собственности. Ему бесполезно говорить, чтобы не брал трубку – это Колин, и Колину можно все, в том числе отвечать на звонки в его доме. Поэтому Марк опускается обратно на подушки и ограничивается выразительным взглядом. Не то чтобы он возымел какое-то действие.
– Привет.
– Живой? – сочувственно спрашивает Лайза, и он слышит веселые детские крики на фоне. – Он, бедный, так хрипит.
– Прости, я сто раз говорил про трубку…
– Да забудь. Я уже поговорила с Ливией, она обещала написать ему.
– Лайза, ты же не…
– Нет, нет, не волнуйся, она ни о чем не знает.
Не существует таких, как Лайза.
При встрече она улыбается Колину так, словно у них есть какая-то общая тайна, и Марк не знает, любить ее за это или ненавидеть.
– Эй, представь, сколько бы мы денег заработали, если бы я поставила видеокамеру в спальне.
Марк фыркает и трет пальцами переносицу.
– Не смешно.
– Извини, просто у тебя совсем убитый голос.
– Нет, все… нормально.
– У нас тут весело, Габриэль опять пытается починить твой старый мотоцикл…
Не подумавший уйти Колин отрывается от дверного косяка, подходит к кровати и стягивает с него одеяло.
– …Роман откопал бабушкины фотографии и расспрашивает меня про каждого человека на этих древних полароидах…
Колин деловито устраивается у него между ног и берет в рот член, смотря на него снизу вверх своими невозможными глазами.
– Лайза? – голос дает слабину, осекается на последнем слоге.
– Да?
Колин похож на элитную проститутку – настолько дорогую, что ты не заработаешь на нее и за всю жизнь. Он берет член в руку и мокро проводит языком от яичек до головки, и это так пошло, что впервые за последние сутки выдержка Марка летит к чертям.
– Блядь.
– …А, – отзывается Лайза, про которую он успел забыть. – Я поняла. Перезвоню позже.
– Лайза, подожди, – спохватывается он, но та уже отключилась. С тоской посмотрев на экран, он кидает телефон на кровать.
Колин победно – спокойно – улыбается и не возражает, когда пальцы Марка впиваются ему в волосы, насаживая глубже.
Эта история слишком хорошо знакома обоим.
обзорам
URL записиКороче, меня засосало опасное сосало в виде РПС. Shame on me, но терпеть больше не могу
Порно порно весело задорно. На самом деле нет.
Черт пойми что, хотела психологию, рейтинга тут не должно было быть, но увы.
ООСище во все щели, - напишу я на всякий случай, хотя на скользкой дорожке РПСа ООС - понятие растяжимое.
Посвящается всем моим единомышленникам, которые своими комментариями поддержали мои комментарии и дружно довели меня под руки до такого дна.
Пейринг: Марк Стронг/Колин Ферт
Рейтинг: R
Размер: 2832 слова.
Предупреждения: РПС, ООС, мат, нервы и секс. Колин немножко истеричка.
Описания тут не будет, но позволю себе напомнить, что у Стронга и Ферта четыре совместных фильма и, судя по интервью и совместным фотосессиям, очень сложные отношения.
читать дальшеТребовательный и настойчивый стук в дверь застает его на кухне за приготовлением салата Пантеска. Согласно статистике, только десять процентов мужчин что-то специально готовят для себя в отсутствии супруги, так что он может считать себя уникальным.
Не то чтобы он считал себя уникальным хоть в чем-то.
Первое, что он делает – благодарит бога за то, что Лайза с детьми принимает сентябрьские солнечные ванны на веранде уютного коттеджа в Озерном краю. Второе – едва вытерев руки, берет телефон и скидывает ей «Не возвращайся до завтра». В этом плане у них давно уже полное взаимопонимание.
Третье – под аккомпанемент атакующих дверь ударов оглядывается, собирает все ножи и прочие колюще-режущие предметы и, не глядя, сгружает их в ящики. Можно не запирать, главное – убрать с глаз. На всякий случай. Последнее время он научился слишком хорошо с ними обращаться.
Потом он быстро протирает стол и ставит на угол маленькую чашку для эспрессо, и это слишком пошло даже для артхаусного фильма. У чашки забавные толстые бока и такая маленькая ручка, что туда не пропихнуть и палец.
Наконец, опуская задранные рукава джемпера, он идет по коридору и мысленно задается вопросом, почему он никогда не звонит. Как будто стук меньше похож на унизительную просьбу впустить.
Открывая дверь, он думает, что к этому моменту он уже, должно быть, отбил себе все кулаки.
Колин смотрит на него поверх огромных дымчатых очков и говорит то же, что и всегда:
– Я тебя ненавижу.
Голос на первый взгляд кажется спокойным и выдержанным, на второй – как будто кто-то с соседней крыши уже держит его на прицеле и теребит пальцем курок. В постели он разговаривает так же.
Пытаясь не выдать усмешку, Марк сторонится и пропускает его внутрь.
Он по-хозяйски швыряет пиджак на стул, как только что в прихожей комом скинул дорогое пальто на табурет, не заботясь о крючках и вешалках. Марк повесил за ним пальто в прихожей, Марк вешает на спинку стула и пиджак – спокойно и неторопливо. Очки летят на стол, коричневые кожаные перчатки – на диван, одна падает на ковер. Марк поворачивает очки стеклами вверх и перекладывает перчатки на полку. Он никогда не изучал психологию, но знает, что деструктора сбивают проявления порядка.
Серьезно, Лайза принимает солнечные ванны, а он в кожаных перчатках.
Через большие окна кухню заливает свет, бежевый кафель кажется почти белым. При свете видны складки на рубашке, видны залегшие под глазами круги и незакрашенная седина на висках. Похоже, он пропустил поход к парикмахеру.
– Я опять в твоем блядском доме. Почему я опять в твоем блядском доме?
На самом деле, Колин матерится так, что Гарри Харт удавился бы от зависти.
– Может быть, стоит спросить об этом у тебя? – Марк открыт, спокоен и дружелюбен. Марк всем своим видом вызывает расположение, насколько с его видом это вообще возможно.
– Почему ты опять в моем доме, Колин?
Он явно хочет огрызнуться в ответ, но вместо этого садится на один из белых деревянных стульев и нервно передергивает плечами. Он не спит уже третью ночь, он устал, он не пьет, но курит в три раза больше, чем обычно.
Эта история знакома обоим.
– Тебе же не приходит в голову, что я могу не хотеть тебя у себя дома, Колин? – Можно допустить в голос угрожающие нотки, мягкие, вкрадчивые, его коронные, столь любимые режиссерами. Может быть, так было бы даже проще – включить хозяина и выбить из него спесь. Это он умеет, более того – этого от него и хотят. Так было бы гораздо проще и заканчивалось бы быстрее. Ответить агрессией на вызов, отдать должное его внутренней стерве, и все были бы счастливы.
Вот только это будет совсем не он, а врать ему очень не хочется. Марк – не тот, кто ему нужен. Стоит поддаться один раз, придется поддаваться и дальше.
Поэтому Марк сидит на диване, спокойный, как Ганеша. Марк смотрит нейтрально, дышит ровно, не закрывается, не скрещивает ноги или руки, держит ладони открытыми в подсознательном жесте доверия, и принимает вызов в себя, словно одетая в джемпер черная дыра.
– Черт побери, прекрати называть меня Колином, – он так напряжен, что воздух вокруг почти дрожит.
– Как мне называть тебя?
– Как хочешь.
– Мне нравится Колин, – такое ощущение, словно они зачитывают какую-то пьесу Жана Жене, и говорят совсем не о том, о чем нужно.
По лицу Колина пробегает дрожь, выражение становится кислым и недовольным. Он похож на гранату с вынутой чекой – еще можно вставить обратно, но отпускать уже не стоит. Он редко видит Колина другим, хотя все остальные отзываются о нем исключительно как о милейшем человеке, улыбчивом и таком вежливом, что Боже храни Британию.
– Выпьешь? – Он ждет очередного «А как ты, блядь, думаешь?», но получает только короткое «Да».
Виски огибает дугу по стенкам его любимого толстого фужера, кубики льда бьются боками друг об друга, как будто им тесно. Колин пьет, Колин достает сигареты, Колин щелкает зажигалкой несколько раз, злобно и сорвано, Колин затягивается и выпускает дым вверх. Он ищет пепельницу и не находит. Он ищет ее каждый раз и, не находя, стряхивает пепел в так удобно стоящую маленькую чашку для эспрессо. Не красуясь. Красовался бы – стряхивал бы на пол.
Марк смотрит на него с дивана, а в голове у него голос Эдди Иззарда зачитывает свою коронную миниатюру про разницу между американским и английским кино.
«Что такое, Себастьян? Я раскладываю спички».
«Тогда я, пожалуй, уйду».
«Да, пожалуй, тебе стоит уйти».
Развалившийся на стуле Колин берет со стола его телефон и смотрит на экран. Потом кидает обратно на стол. Делает еще глоток. Смотрит в окно. Как будто два старых друга встретились посидеть за бокальчиком виски, только шахмат не хватает.
Марк спокоен и терпелив. Марк наклоняется вперед, опираясь локтями о колени, и смотрит на Колина так внимательно и тепло, что тот начинает огрызаться даже взглядом. Марк складывает секунды в минуты и ждет. У него хватит выдержки и виски.
На самом деле, они оба слишком хорошо знают, что все закончится как всегда – Колин будет материться сквозь зубы, зажатый между простыней и горячим телом, с его членом в заднице.
Оно всегда заканчивается одинаково.
Марк готов поклясться, что больше всего сейчас Колину хочется наплевать на все, поступиться всеми своими принципами и просто по-человечески сказать «трахни меня», и когда-нибудь, наверно, он все-таки доведет его до этого, но не сегодня.
– Ты никогда не думал, что отсутствие упоминаний вызывает больше подозрений, чем простая вежливость?
– О чем ты?
Марк запрокидывает голову, поднимая брови.
– «Как скажете»? Серьезно?
– И что же ты хочешь, чтобы я говорил? – огрызается Колин, с каждой секундой становясь все более жалким, безуспешно пытаясь сохранить лицо. – Какой ты замечательный актер?
– Вот это, мой друг, и называется вежливостью.
– Да пошел ты.
– Это мальчишка, да? – наугад спрашивает Марк, и видит по побелевшим костяшкам, что попал в десятку.
В следующий момент этими же белыми костяшками ему прилетает по челюсти, и он смутно удивляется, как Колин умудрился оказаться рядом за полсекунды. Потом вспоминает – тренировки. Тренировки и восемьдесят процентов самостоятельных трюков.
Боже храни Британию.
Нависший над ним Колин дышит коротко и шумно, напрягся то ли перед следующим ударом, то ли в ожидании ответа, и надо бы швырнуть его носом об стол и выкрутить его на полу, зажимая руки, но эта история известная обоим. Марк отнимает руку от саднящей скулы и поднимает на него спокойные глаза.
– Ты закончил?
Колин явно хочет сказать что-нибудь типа «ты невозможен» или «я ненавижу тебя» или «ты явно хочешь еще», но он не дает ему времени – со вздохом поднимается с дивана и бросает короткое «Пошли».
Повернувшись к столу, Колин залпом допивает виски, рывком ослабляет галстук и идет за ним – на удивление молча.
Колин раздевается дольше, чем обычно, и даже в полумраке спальни с зашторенными окнами понятно, почему.
– Ты похудел.
– О, ты чрезвычайно наблюдателен.
У него теперь тонкая талия, пресс, фигурные руки и неприлично красивые для его возраста ноги. Марк знает, знает, что не должен реагировать, но ладони сами сжимаются в кулаки, и под кожей становится горячо.
– Теперь я даже не буду задыхаться, улягся ты на меня сверху.
– Пошел на хуй.
Можно сказать что-нибудь порнографическое вроде «У меня были прямо противоположные намерения», но он говорит только:
– Извини, не удержался.
Колин никогда не позволяет целовать себя, поэтому для Марка становится совершенным сюрпризом, когда тот вдруг отрывает голову от подушки и прижимается к губам – злобно и жадно, удерживая его рукой за шею, царапая короткими ногтями и не позволяя отстраниться. Марк чувствует соленый привкус во рту, но сам уже не уверен, что сможет остановиться, пока от нехватки воздуха не запляшут искры перед глазами.
Зрачки у Колина растеклись так, что радужки не видно.
– У тебя совсем все плохо?
– Ты еще предложи мне поговорить об этом. Заткнись уже и трахни меня.
Теперь он упругий на ощупь, крепкие сухие мышцы, руки сжимают плечи до синяков, когда Марк опускает вниз руку и проталкивает в него два смазанных пальца. Как всегда, его охватывает острое чувство нереальности. Он знает, что нужно делать, чтобы выбить из него стон или крик, чтобы заставить его умолять или ругаться последними словами, знает наизусть, как он закатывает под веки глаза и закусывает губу до крови, но все равно не может поверить в то, что это происходит на самом деле. Слишком странно. Слишком похоже на девичий написанный под подушкой сублимирующий рассказ.
Он никогда не спал с другими мужчинами, и Колин говорит, что тоже.
Не то чтобы он ему верил.
На чистом лбу у Колина не видно морщин, но видны капельки пота, и он все сильнее цепляется за плечи, чтобы не потянуться к члену. Потом мышцы сдаются, и Марк почти падает сверху, прижимаясь всем телом, зарываясь лицом в мокрую шею – вывернув руку, он загоняет пальцы так глубоко, что Колина почти подбрасывает над кроватью.
– Бля-ядь, – он дрожит и разводит бедра еще шире, словно его и на шпагат научили садиться. Шумно выдохнув, Марк замирает и мысленно считает до десяти, потом говорит, быстро и низко:
– Не делай так больше, иначе я кончу, и тебе придется разбираться самому.
– Только попробуй.
– Ты чисто случайно не захватил с собой презервативов? Потому что у нас с…
– Не вздумай, – грубо перебивает его Колин, срывая с губ имя жены. Толкнув его в плечо, тянется к ящику возле кровати и достает оттуда целую пачку.
Приподнявшись на локте, Марк тупо смотрит на нее несколько секунд, мысли в голове уже подплавились и потеряли привычную четкую структуру, так что его хватает только на:
– Откуда ты...
– На твоем телефоне.
– Что?..
– Господи боже! – Колин прогибается под ним, насаживаясь на бездействующие пальцы, на прокушенной губе уже краснеет кровавое пятно. – На телефоне. Было сообщение… от Лайзы. «В ящике».
Они давно хотят третьего ребенка, но его жена покупает для него презервативы. «На всякий случай».
Не существует таких, как Лайза. Ему достался последний экземпляр.
– Ты слишком громко думаешь о ней, – выдает Колин тихо и глухо, и Марк ловит уже готовое вырваться «Ты ревнуешь?». Вместо этого он садится на пятки и разгоняет по обтянутому презервативом члену остатки смазки. Колин хочет, чтобы все принадлежали ему, и при этом не принадлежали никому другому. Нет смысла врать.
Поэтому он просто молча толкается внутрь, подхватывая его под разведенные бедра руками и натягивая на себя красивое, стройное тело.
Тело изгибается, впивается пальцами в простыню, и издает долгожданное «ДА».
На самом деле Колин в постели ведет себя так, что девичьим сублимирующим рассказам и не снилось. Через полминуты он начинает стонать, через две – говорить на языке эдо, потом Марк плохо запоминает последовательность реакций – слишком горячо, мокро, тесно, больно от стальных зажимов пальцев, солено от крови на губах, и в ушах звенит в такт бухающей в голове крови.
Колин сжимает его изнутри и улыбается, как последний инкуб.
Колин ловит губами его пальцы и всасывает их, кусая и пошло облизывая горячим языком.
Колин шепчет, что он теперь умеет обращаться с оружием и что тяжелая сталь заряженного пистолета во рту – это незабываемо.
Колин дрожит.
Колин кричит.
Колин
сводит
его
с ума.
В час ночи они лежат рядом на сбитой к чертям кровати и уже даже не пытаются уснуть. В комнате пахнет сексом, у смазки был какой-то дурацкий сладкий запах. Марк вяло думает о том, что будет сильно удивлен, если Колин сможет спокойно ходить ближайшие пару дней. Наверно, он объяснит все тренировками. Надрали задницу на матах. Конечно, они продолжаются, он же не дурак.
– …почему ты каждый раз пускаешь меня?
В темноте его охрипший голос почти неузнаваем, или у Марка все еще не до конца восстановился слух. Тело не ломит и не болит, мышцы как будто атрофировались, и на самом деле он даже не уверен, что сможет ответить.
– Дурак.
– Отвечай.
Марк стонет и, перекатившись, обнимает его рукой, подтягивая к себе и упираясь лбом в плечо. Чертовски некстати эти разговоры. Некоторые вопросы он предпочитает себе не задавать.
– Предлагаешь в следующий раз оставить тебя на улице, колотящимся в дверь как будто из полузатопленного отсека подводной лодки?
– Ты понимаешь, о чем я. Почему ты так к этому относишься?
– Мне казалось, ты этого хочешь.
– Господи боже, Марк, – это был второй раз на его памяти, когда Колин назвал его по имени.
Разговор определенно заслуживает внимания.
– Почему у тебя всегда «ты» и «хочешь»? Ты когда-нибудь вообще задумывался над тем, чего хочешь ты?
Великолепно. Просто потрясающе. Ни от одного другого человека этот вопрос не звучал бы так издевательски, и ведь самое смешное, что он серьезно.
– …промолчать не удастся? – спрашивает Марк, когда неловкость паузы становится слишком очевидной даже для полуразгромленной спальни с запахом смазки в воздухе.
– Да как хочешь. Я просто в кои-то веки пытаюсь нормально…
– Это второстепенно, – перебивает он, не открывая глаз.
– Что?..
– Мои желания. Это второстепенно.
Колин шевелится под ним, вытягивается из-под руки, садится на кровати, и тут Марк уже вынужден открыть глаза и, мысленно проклиная себя за ответ, посмотреть на него – темный силуэт на темном фоне.
– Черта с два. Слышишь? – в голосе слышны знакомые угрожающие интонации.
– Колин…
– Черта с два это второстепенно.
– Ложись, всё нормально.
– Да нихрена это не нормально, ты человек или кто? Ты же так во всем. Во всем, твою мать.
– Ты внезапно решил проявить обо мне заботу? – это грубо, этого говорить не стоило, но другого способа прервать неудобный разговор нет.
– Нет, на самом деле мне плевать, – предсказуемо отрезает Колин, падая обратно. Марк слишком хорошо знает, что Колин будет жалеть об этом разговоре утром. Марк не хочет оказаться рядом в этот момент.
В темноте громко тикают часы в коридоре, где-то отдаленно шумят машины полуночных автомобилистов. Если вдуматься, не так уж он и устал.
– У нас еще остались презервативы?
– Боже, да.
В конце концов, так будет легче для обоих.
Марк просыпается в семь утра под безукоризненное «Be a singer, be a lover» откуда-то из ванной. Колин любит мюзиклы, Колин любит «Восемь женщин», Колин напевает под нос «Be Italian» правильно поставленным лирико-драматическим баритоном. Марк сонно усмехается в подушку. Нет уж, увольте, Марко Джузеппе Салуссолия остался в прошлой жизни.
Он даже женился на итальянке, и Марк потратил много сил, чтобы увериться в мысли, что это просто совпадение.
Потом привязчивый мотивчик затихает, и за шумом воды Марк не сразу слышит звонок телефона. Он подрывается с кровати слишком поздно – Колин уже стоит в дверном проеме в его синем халате и протягивает ему телефон.
– Лайза.
Голос все еще хрипловат после ночного времяпровождения. Он выглядит куда спокойнее, чем вчера, и у него по-прежнему никакого представления о границах частной собственности. Ему бесполезно говорить, чтобы не брал трубку – это Колин, и Колину можно все, в том числе отвечать на звонки в его доме. Поэтому Марк опускается обратно на подушки и ограничивается выразительным взглядом. Не то чтобы он возымел какое-то действие.
– Привет.
– Живой? – сочувственно спрашивает Лайза, и он слышит веселые детские крики на фоне. – Он, бедный, так хрипит.
– Прости, я сто раз говорил про трубку…
– Да забудь. Я уже поговорила с Ливией, она обещала написать ему.
– Лайза, ты же не…
– Нет, нет, не волнуйся, она ни о чем не знает.
Не существует таких, как Лайза.
При встрече она улыбается Колину так, словно у них есть какая-то общая тайна, и Марк не знает, любить ее за это или ненавидеть.
– Эй, представь, сколько бы мы денег заработали, если бы я поставила видеокамеру в спальне.
Марк фыркает и трет пальцами переносицу.
– Не смешно.
– Извини, просто у тебя совсем убитый голос.
– Нет, все… нормально.
– У нас тут весело, Габриэль опять пытается починить твой старый мотоцикл…
Не подумавший уйти Колин отрывается от дверного косяка, подходит к кровати и стягивает с него одеяло.
– …Роман откопал бабушкины фотографии и расспрашивает меня про каждого человека на этих древних полароидах…
Колин деловито устраивается у него между ног и берет в рот член, смотря на него снизу вверх своими невозможными глазами.
– Лайза? – голос дает слабину, осекается на последнем слоге.
– Да?
Колин похож на элитную проститутку – настолько дорогую, что ты не заработаешь на нее и за всю жизнь. Он берет член в руку и мокро проводит языком от яичек до головки, и это так пошло, что впервые за последние сутки выдержка Марка летит к чертям.
– Блядь.
– …А, – отзывается Лайза, про которую он успел забыть. – Я поняла. Перезвоню позже.
– Лайза, подожди, – спохватывается он, но та уже отключилась. С тоской посмотрев на экран, он кидает телефон на кровать.
Колин победно – спокойно – улыбается и не возражает, когда пальцы Марка впиваются ему в волосы, насаживая глубже.
Эта история слишком хорошо знакома обоим.
обзорам
@темы: перепост
-
-
09.03.2015 в 00:30-
-
09.03.2015 в 07:08-
-
09.03.2015 в 11:11-
-
09.03.2015 в 11:21-
-
09.03.2015 в 12:10