одна лея - три цента
27.05.2014 в 16:04
Пишет Шкав:27.05.2014 в 01:15
Пишет nano_belka:и возвращаясь к.
eto-da хотела каминг-аут Криса и Себастьяна на фоне ER.
вот это вообще для меня тёмный лес.
я попробовала, получилась та хуита, что получилась
почти пародия, всё крайне поверхностно, вяло и безобоснуйно.
примерно 2100, типа стёб (дада, попробуй с этими двумя постебись), хотя на самом деле всё ОЧЕНЬ СЕРЬЁЗНО
Сначала ему звонят, долго и упорно. Крис смотрит на дисплей: мама, Скотт, мама, Скотт, мама! Скотт! Мама! Сговорились они, что ли. Он улыбается себе под нос, ничего ужасного они ему не скажут, ничего неожиданного он им не ответит.
«Все газетные киоски в твоей морде. Что ты натворил?» - спрашивает один друг.
«Господи, Крис! Бо-же мой». – пишет другой.
«Бинго! А ведь на съёмках я на тебя ставил, а мне никто не верил. Пусть теперь выкусят. Ха!» - Дауни, конечно же, кто ещё.
«Крис, почему мы так не можем? Надоело притворяться». – Крис вглядывается минуты, наверное, полторы в смс от Тома, пока не приходит следующая:
«Чёрт! Прости, друг, ошибся. Я хотел сказать, поздравляю, да».
Тут и голову ломать не надо.
Хемсворт тоже отмечается: «Дети ПОВСЮДУ. Детей СЛИШКОМ МНОГО. Устал. Завидую тебе». Крис задумывается, скольким людям действительно есть дело, скольким - не плевать. Быть может, осторожность Себастьяна играла ему на руку?
Энтони звонит, но Крис не берёт никакие звонки, кроме деловых, он намеренно избрал такую тактику – надо дать людям время остыть. Маки настойчив, он трезвонит ещё раза три, а потом чуть ли не обиженно пишет: «Ну что ты пиздишь, чувак, я лично хотел услышать твой голос! Это ведь то, о чём я думаю, загадочный ты наш?»
Дольше всех молчит Скарлетт, она женщина и умная, потому сообщение от неё красноречивее прочих: «Ха. Я знала».
И позднее присылает ещё одно: «Но ты крут! Действительно. Береги шею».
Понятно, что она имеет в виду, Крис хмыкает – почему-то все множат сущности как придётся, усложняют то, что в действительности намного проще.
Скотт перестаёт названивать: «Мама спрашивает, за что ей такое дважды».
Через полчаса: «Пьёт успокоительное».
Ещё спустя час: «Теперь вино».
«Рассуждает о жизни», «Смеётся и лезет обниматься», «Хочет с ним познакомиться – о, ради бога, только не это! Пощади её».
Ближе к вечеру: «Всё ок, ей уже хорошо и радостно за сыновей, нашедших свою гавань».
«Она возмущается, что ты ей сразу не сказал, мать она тебе или кто?!»
Даже Джессика пишет: «Ты бы предупредил хоть, а то сколько сердец разбито зря!»
Интереснее всего реакция Себастьяна, конечно же, Крис ждёт её с каким-то странным весельем: ему и интересно, и зло, и мысленно он, кажется, готов ко всему. Номер журнала вышел только утром, естественно, о каких-то ответных интервью речи не идёт, хотя телефон Себастьяна наверняка уже оборвали все кому не лень. Начиная с тех же журналистов и заканчивая обрадованными коллегами.
Думая об этом, Крис не может удержаться от мстительной улыбки: за всякий раз, что ему приходилось её скрывать.
Себастьян нигде не появляется, новостей с пометкой «молния!» типа «известный актёр откусил голову журналистке прямо во время интервью», или «звезда избила поклонника в ответ на приветствие, поклонник в коме», или «Румыния пожизненно объявлена невъездной зоной для американцев» тоже не наблюдается, он не пишет, не звонит. Верные признаки того, что буря грядёт. По правде говоря, Крис думает, что Себастьян придёт к нему пьяный в стельку, и тогда всё будет проще. Но тот трезв как стёклышко, предельно собран, когда Крис открывает дверь, он стоит, прислонившись к косяку, с интересом пролистывая журнал в руках. Понятно, какой журнал.
- Привет, милый, - говорит он, растягивая гласные, и в этом нет ничего хорошего, но Крис всё равно еле сдерживает улыбку. И потому, что спустя столько времени злой Себастьян для Криса – как забава для маленького ребёнка; и потому, что рад видеть. – Пропустишь? А то я, кажется, забыл ключи от нашей квартиры в свадебном салоне, когда выбирал платье.
Крис молча отходит в сторону, прикусывая губу. Себастьян проходит, насвистывая, и невольно Крис думает про себя: соседи? Пожалуйста? Кто-нибудь?
Но пути назад нет, это ему уже перед интервью было понятно, когда на телефон одна за другой приходили подбадривающие смс от Скотта: «ты сможешь», «давай», «только не драпани», «будь мужиком!»
- Это всё Скотт, - вырывается у Криса. Играть – так играть. Он захлопывает дверь и медленно поворачивается.
Себастьян разглядывает обложку. Справедливости ради фотосессия отличная, Крис сам это понимает, и на короткое мгновение ему кажется, что Себастьян попросту любуется. Но он бросает журнал на кресло, тот приземляется со звонким шлепком, а Себастьян всё смотрит, смотрит, смотрит перед собой.
- Ну и зачем, - начинает он, раскачиваясь на носках, засунув руки в карманы, более закрытую позу придумать трудно. Его очень хочется обнять, чтобы разрушить все эти клетки скрещённых конечностей, но. – Ты решил меня уничтожить?
Про себя Крис вздыхает. Он встаёт ровнее, тоже скрестив руки на груди.
- Абсолютно не решал.
- Тогда блять что это?
Крис пожимает плечами.
- Интервью.
- Ты издеваешься?
- Меня спросили – я ответил. Только и всего.
- Зачем? – Себастьян наконец переводит взгляд на него. У него много эмоций на лице, но отстранённости там точно нет, и Крису сразу легче.
- Надоело, - просто отвечает он.
- Чудно. Настолько надоело, что в реальности, в который нас никто ни разу не запалил, ты рассказываешь всё сам. Мило, хотя я предпочитаю расходиться лично.
- А мы разве сходились? – Крис ведёт себя наглее, чем предполагал, у него и поза – наглая. От него такого у Себастьяна обычно просто крыша едет. – Как же так, запалят ведь.
Себастьян смотрит на него как на идиота и молчит. В его глазах и правда появляется что-то, их заволакивает будто, неосознанная, привычная реакция тела. Её не удержать, с ней ничего не придумать.
Крис тоже молчит какое-то время, просто глядя в ответ, это долгое мгновение, решающее в чём-то. Затем он медленно, будто объясняет ребёнку, говорит:
- Неужели правда боишься потерять толпы своих поклонниц? Брось, их сейчас ещё больше понабежит. Контракты? Марвел не отличается любовью к дискриминации. Ох, погоди, я же забыл о теории заговора лично против тебя. Сейчас все возжелают срочно разрушить внезапно взлетевшую карьеру румынского пидора.
- Не называй меня так, - тихо говорит Себастьян, так тихо, что угроза очевидна; его скулы чётко очерчиваются на лице.
Крис поднимает руки, закатывая глаза.
- Если из нас двоих кто-то и пидор, то не я, - так же негромко и медленно произносит Себастьян.
- Конечно. Только тебе очень нравится трахаться везде, где припрёт, и в эти моменты пидоры не слишком волнуют, да? Особенно когда они умеют так ебать, что имя своё забываешь.
- Заткнись, блять.
- Не хотел бы я оказаться на твоём месте. Ты ведь так любишь быть любимым всеми.
- Мудила ты. Блять, нахуя я с тобой связался только.
- Потому и связался. Что нахуя. Сам себя обманываешь. – Улыбка у Криса жёсткая, от его весёлой игривости и следа не осталось. Что-то важное решается прямо сейчас. Крис предполагал такой вариант, очень даже.
- Дай опровержение.
Крис фыркает.
- Ни за что. Дай интервью.
- Иди ты нахуй. Сам не понимаешь блять, что творишь.
- Ну… крыть тебе, похоже, нечем. Можешь пригрозить мне раскрытием интимных тайн – но вот беда – они у нас общие. Исчезнуть и я тебя больше никогда не увижу? – Крис склоняет голову, будто соглашаясь, он отлично вжился в роль. – Старый метод, действенный, удачи, на съёмках третьего фильма встретимся. Разорвёшь все контракты и уедешь в трип по Европе? Неустойки, сам знаешь. – Крис пожимает плечами. Себастьян смотрит на него не отрываясь. – Спрячешься в Румынии? Это, пожалуй, для тебя худший вариант, кто захочет прятать в Румынии румынского пидора? Позор нации, прочь из страны, депортация! Найдёшь девушку и женишься? Супер, позови свидетелем, я с радостью поделюсь с невестой интимными тайнами, которые – вот беда – у нас общие. Даже если не позовёшь, поделюсь. Круг замкнулся. Упс.
Себастьян смотрит на него, и его мимика до странного скупа и богата – одновременно. Крис уже достаточно её изучил, и он знает, что эти дёргающиеся уголки губ – злое веселье, когда и смешно, и уебать хочется с размаху. Что взгляд – острый, ледяной, но в нём есть что-то сверкающее, похожее на восторг. Себастьян так смотрит Крису в глаза, когда они трахаются. Он будто хочет сказать: ах ты тварь, чтоб ты всегда меня ебал; как же я тебя ненавижу, иди сюда; сука ты восхитительная! От этих парадоксов крышак едет, но зато, познав и приняв их, ничего другого больше не страшишься.
- В общем. – Крис подводит итог. – Можешь беситься, можешь смириться. Приходи, когда определишься. А сейчас, - Крис кивает в сторону двери. – Где выход, знаешь.
Это не детские обиды, не подростковые игры, не кокетство, призванное вскружить голову (куда ещё-то). Крис понимает, что так правильно. Они могут разговаривать хоть до утра, Себастьян до утра и бесконечно долго потом может злиться, язвить, истекать ядом и ненавидеть – ни к чему не приведёт. А если сразу указать на дверь? Чего стоит пресловутая ненависть, когда тебя выставили вон?
Себастьян, похоже, сам до конца не верит: он не двигается с места, но Крис серьёзен, решителен его взгляд, его поза, и Себастьян, коротко хмыкнув, идёт мимо него, будто бы случайно задевая плечом. Вечные уловки, вечная слабость.
Он ничего не говорит, хотя мог бы. С журнального столика на Криса смотрит собственное лицо – издевательски, я по ту сторону, достанешь? «Крис Эванс: откровения», утверждает заголовок, это неправда, Крис ещё даже не начинал откровенничать. Он просто вслух сказал о том, о чём привык молчать. Когда долго что-то запрещают, срыв случается по-настоящему глобальный.
«…Наверное, мне проще говорить отстранённо. Я не вижу проблем в ориентации, честно. Да, мой брат гей, никто из нас никогда это не скрывал. Мы его принимаем. Это не проблема, понимаете? Не может быть проблемой для любящих людей».
«Сейчас я занят. Я думаю и надеюсь, что это надолго. Знаете, я бы даже назвал это иначе. Влюблённость? Я влюблён? Или это какое-то переходное состояние между видами любви? Я не знаю. Мне хорошо. Этого достаточно».
«Как всё началось… Да просто. С охуенного секса».
«Я не хочу описывать личное, просто поверьте, что после такого или в омут с головой, или в стену с разбегу. Я выбрал омут. Хотя чаще кажется, что стену».
«Себастьян? Я могу сказать. Что мне очень повезло. Хотя мою точку зрения мало кто разделяет. «Береги шею», говорят они, будто он правда вампир. Но это не так. Только совсем чуть-чуть. Когда он сам захочет. Или когда я попрошу».
Да, на самом деле он наговорил многое, за что заслужил по морде. Мать прочитала. Прочитают все родные. Крис всё равно что разделся перед ними непонятно для чего. И стоит голый, а прикрыться нечем. Сейчас сказанные слова уже не кажутся такими удачными, но стыд всё не приходит. Узнают – и что? Прочитают – пусть. Его уже видели голым - не раз.
Себастьян заваливается вечером, открывая дверь, Крис думает, что с журнальной палаткой на плечах, или связанными стопками журналов в руках, но нет – бутылка «Джека Дэниелса» и в ноль пьяный взгляд.
- Отметим нашу помолвку? – заплетающимся языком спрашивает он, умудряясь искрить сексом даже сейчас. – Ты разрушил мою карьеру. Отметим и это. Я перееду жить к тебе и отниму половину имущества, если ты меня бросишь, учти. Ты мне должен.
- Очаровательно. Для пьяного ты удивительно логичен и последователен.
Крис втягивает его в квартиру за воротник, Крис выжидает, целует, выжидает. Крис затаскивает Себастьяна в душ, прямо в одежде, и запотевают зеркала, краны, мокрая одежда липнет к телу и так тяжело снимается, а от влажной стены на спине остаются полосы. Зато вода заглушает.
Крис толкает на кровать, но не для сна. Для него в их жизни, похоже, останется совсем мало места.
Ближе к утру Себастьян сонный и заторможенный, он садится на постели, спуская ноги на пол, сидит, потирая лицо. Его чуть покачивает из стороны в сторону, и Крис после медленного поцелуя между лопаток обнимает его поперёк груди и тянет обратно. Себастьян поддаётся, он действительно очень хочет спать. И не возражает против прикосновений, и засыпает сразу же, так толком и не открыв глаза.
Совсем утром Крису приходит сообщение от вездесущего Маки: проверь инстаграм. И кидает свой пароль даже, чокнутый. Крис пользуется, ему любопытно, что же там такого.
Он пролистывает страницу за страницей, бесконечные приколы, фотки Ким Кардашьян – серьёзно?! – чьи-то улицы, завтраки, обеды, ужины, ванные, спасибо, без унитазов. Он чуть не пропускает нужную фотку, какое-то внутреннье чутьё говорит: останови. Он останавливает и видит, что час назад Себастьян Стэн запостил своё первое месяцев за пять фото. Как только успел?
На нём вроде бы ничего особенного, даже не подписано никак – часы, бутылка «Джека Дэниелса», два стакана, тарелка с апельсинами. Всё, как и было накануне вечером рядом с их постелью. На первый взгляд и впрямь непонятно, что не так. Крис уже хочет звонить Маки и уточнять – ну жратва и жратва, бухло и бухло, что теперь? – но вдруг замечает деталь, которая сразу не видна, настолько органично вписывается во всё это. Чтобы распознать, надо быть Себастьяном или, как минимум, думать в том же направлении.
Рядом с бутылкой, которая стоит почти на углу столика, виден рисунок: чёткие линии чернил, Крис каждый день смотрит на них в зеркало и уже не воспринимает кроме как часть себя.
Татуировка на предплечье спящего Криса, всего пара миллиметров, но – узнаваемо. Если быть в курсе.
Позднее, во время завтрака, пока Себастьян, звеня кольцами о чашку с кофе – уже родной, понятный звук – читает журнал со скучающим видом, Крис пишет сообщение маме: «Через месяц. Семейный сбор. Всё официально».
Ответ приходит практически сразу – спала она с телефоном в обнимку, что ли? – он пышет возмущением:
«Почему только через месяц?!»
URL записиeto-da хотела каминг-аут Криса и Себастьяна на фоне ER.
вот это вообще для меня тёмный лес.
я попробовала, получилась та хуита, что получилась
почти пародия, всё крайне поверхностно, вяло и безобоснуйно.
примерно 2100, типа стёб (дада, попробуй с этими двумя постебись), хотя на самом деле всё ОЧЕНЬ СЕРЬЁЗНО
Сначала ему звонят, долго и упорно. Крис смотрит на дисплей: мама, Скотт, мама, Скотт, мама! Скотт! Мама! Сговорились они, что ли. Он улыбается себе под нос, ничего ужасного они ему не скажут, ничего неожиданного он им не ответит.«Все газетные киоски в твоей морде. Что ты натворил?» - спрашивает один друг.
«Господи, Крис! Бо-же мой». – пишет другой.
«Бинго! А ведь на съёмках я на тебя ставил, а мне никто не верил. Пусть теперь выкусят. Ха!» - Дауни, конечно же, кто ещё.
«Крис, почему мы так не можем? Надоело притворяться». – Крис вглядывается минуты, наверное, полторы в смс от Тома, пока не приходит следующая:
«Чёрт! Прости, друг, ошибся. Я хотел сказать, поздравляю, да».
Тут и голову ломать не надо.
Хемсворт тоже отмечается: «Дети ПОВСЮДУ. Детей СЛИШКОМ МНОГО. Устал. Завидую тебе». Крис задумывается, скольким людям действительно есть дело, скольким - не плевать. Быть может, осторожность Себастьяна играла ему на руку?
Энтони звонит, но Крис не берёт никакие звонки, кроме деловых, он намеренно избрал такую тактику – надо дать людям время остыть. Маки настойчив, он трезвонит ещё раза три, а потом чуть ли не обиженно пишет: «Ну что ты пиздишь, чувак, я лично хотел услышать твой голос! Это ведь то, о чём я думаю, загадочный ты наш?»
Дольше всех молчит Скарлетт, она женщина и умная, потому сообщение от неё красноречивее прочих: «Ха. Я знала».
И позднее присылает ещё одно: «Но ты крут! Действительно. Береги шею».
Понятно, что она имеет в виду, Крис хмыкает – почему-то все множат сущности как придётся, усложняют то, что в действительности намного проще.
Скотт перестаёт названивать: «Мама спрашивает, за что ей такое дважды».
Через полчаса: «Пьёт успокоительное».
Ещё спустя час: «Теперь вино».
«Рассуждает о жизни», «Смеётся и лезет обниматься», «Хочет с ним познакомиться – о, ради бога, только не это! Пощади её».
Ближе к вечеру: «Всё ок, ей уже хорошо и радостно за сыновей, нашедших свою гавань».
«Она возмущается, что ты ей сразу не сказал, мать она тебе или кто?!»
Даже Джессика пишет: «Ты бы предупредил хоть, а то сколько сердец разбито зря!»
Интереснее всего реакция Себастьяна, конечно же, Крис ждёт её с каким-то странным весельем: ему и интересно, и зло, и мысленно он, кажется, готов ко всему. Номер журнала вышел только утром, естественно, о каких-то ответных интервью речи не идёт, хотя телефон Себастьяна наверняка уже оборвали все кому не лень. Начиная с тех же журналистов и заканчивая обрадованными коллегами.
Думая об этом, Крис не может удержаться от мстительной улыбки: за всякий раз, что ему приходилось её скрывать.
Себастьян нигде не появляется, новостей с пометкой «молния!» типа «известный актёр откусил голову журналистке прямо во время интервью», или «звезда избила поклонника в ответ на приветствие, поклонник в коме», или «Румыния пожизненно объявлена невъездной зоной для американцев» тоже не наблюдается, он не пишет, не звонит. Верные признаки того, что буря грядёт. По правде говоря, Крис думает, что Себастьян придёт к нему пьяный в стельку, и тогда всё будет проще. Но тот трезв как стёклышко, предельно собран, когда Крис открывает дверь, он стоит, прислонившись к косяку, с интересом пролистывая журнал в руках. Понятно, какой журнал.
- Привет, милый, - говорит он, растягивая гласные, и в этом нет ничего хорошего, но Крис всё равно еле сдерживает улыбку. И потому, что спустя столько времени злой Себастьян для Криса – как забава для маленького ребёнка; и потому, что рад видеть. – Пропустишь? А то я, кажется, забыл ключи от нашей квартиры в свадебном салоне, когда выбирал платье.
Крис молча отходит в сторону, прикусывая губу. Себастьян проходит, насвистывая, и невольно Крис думает про себя: соседи? Пожалуйста? Кто-нибудь?
Но пути назад нет, это ему уже перед интервью было понятно, когда на телефон одна за другой приходили подбадривающие смс от Скотта: «ты сможешь», «давай», «только не драпани», «будь мужиком!»
- Это всё Скотт, - вырывается у Криса. Играть – так играть. Он захлопывает дверь и медленно поворачивается.
Себастьян разглядывает обложку. Справедливости ради фотосессия отличная, Крис сам это понимает, и на короткое мгновение ему кажется, что Себастьян попросту любуется. Но он бросает журнал на кресло, тот приземляется со звонким шлепком, а Себастьян всё смотрит, смотрит, смотрит перед собой.
- Ну и зачем, - начинает он, раскачиваясь на носках, засунув руки в карманы, более закрытую позу придумать трудно. Его очень хочется обнять, чтобы разрушить все эти клетки скрещённых конечностей, но. – Ты решил меня уничтожить?
Про себя Крис вздыхает. Он встаёт ровнее, тоже скрестив руки на груди.
- Абсолютно не решал.
- Тогда блять что это?
Крис пожимает плечами.
- Интервью.
- Ты издеваешься?
- Меня спросили – я ответил. Только и всего.
- Зачем? – Себастьян наконец переводит взгляд на него. У него много эмоций на лице, но отстранённости там точно нет, и Крису сразу легче.
- Надоело, - просто отвечает он.
- Чудно. Настолько надоело, что в реальности, в который нас никто ни разу не запалил, ты рассказываешь всё сам. Мило, хотя я предпочитаю расходиться лично.
- А мы разве сходились? – Крис ведёт себя наглее, чем предполагал, у него и поза – наглая. От него такого у Себастьяна обычно просто крыша едет. – Как же так, запалят ведь.
Себастьян смотрит на него как на идиота и молчит. В его глазах и правда появляется что-то, их заволакивает будто, неосознанная, привычная реакция тела. Её не удержать, с ней ничего не придумать.
Крис тоже молчит какое-то время, просто глядя в ответ, это долгое мгновение, решающее в чём-то. Затем он медленно, будто объясняет ребёнку, говорит:
- Неужели правда боишься потерять толпы своих поклонниц? Брось, их сейчас ещё больше понабежит. Контракты? Марвел не отличается любовью к дискриминации. Ох, погоди, я же забыл о теории заговора лично против тебя. Сейчас все возжелают срочно разрушить внезапно взлетевшую карьеру румынского пидора.
- Не называй меня так, - тихо говорит Себастьян, так тихо, что угроза очевидна; его скулы чётко очерчиваются на лице.
Крис поднимает руки, закатывая глаза.
- Если из нас двоих кто-то и пидор, то не я, - так же негромко и медленно произносит Себастьян.
- Конечно. Только тебе очень нравится трахаться везде, где припрёт, и в эти моменты пидоры не слишком волнуют, да? Особенно когда они умеют так ебать, что имя своё забываешь.
- Заткнись, блять.
- Не хотел бы я оказаться на твоём месте. Ты ведь так любишь быть любимым всеми.
- Мудила ты. Блять, нахуя я с тобой связался только.
- Потому и связался. Что нахуя. Сам себя обманываешь. – Улыбка у Криса жёсткая, от его весёлой игривости и следа не осталось. Что-то важное решается прямо сейчас. Крис предполагал такой вариант, очень даже.
- Дай опровержение.
Крис фыркает.
- Ни за что. Дай интервью.
- Иди ты нахуй. Сам не понимаешь блять, что творишь.
- Ну… крыть тебе, похоже, нечем. Можешь пригрозить мне раскрытием интимных тайн – но вот беда – они у нас общие. Исчезнуть и я тебя больше никогда не увижу? – Крис склоняет голову, будто соглашаясь, он отлично вжился в роль. – Старый метод, действенный, удачи, на съёмках третьего фильма встретимся. Разорвёшь все контракты и уедешь в трип по Европе? Неустойки, сам знаешь. – Крис пожимает плечами. Себастьян смотрит на него не отрываясь. – Спрячешься в Румынии? Это, пожалуй, для тебя худший вариант, кто захочет прятать в Румынии румынского пидора? Позор нации, прочь из страны, депортация! Найдёшь девушку и женишься? Супер, позови свидетелем, я с радостью поделюсь с невестой интимными тайнами, которые – вот беда – у нас общие. Даже если не позовёшь, поделюсь. Круг замкнулся. Упс.
Себастьян смотрит на него, и его мимика до странного скупа и богата – одновременно. Крис уже достаточно её изучил, и он знает, что эти дёргающиеся уголки губ – злое веселье, когда и смешно, и уебать хочется с размаху. Что взгляд – острый, ледяной, но в нём есть что-то сверкающее, похожее на восторг. Себастьян так смотрит Крису в глаза, когда они трахаются. Он будто хочет сказать: ах ты тварь, чтоб ты всегда меня ебал; как же я тебя ненавижу, иди сюда; сука ты восхитительная! От этих парадоксов крышак едет, но зато, познав и приняв их, ничего другого больше не страшишься.
- В общем. – Крис подводит итог. – Можешь беситься, можешь смириться. Приходи, когда определишься. А сейчас, - Крис кивает в сторону двери. – Где выход, знаешь.
Это не детские обиды, не подростковые игры, не кокетство, призванное вскружить голову (куда ещё-то). Крис понимает, что так правильно. Они могут разговаривать хоть до утра, Себастьян до утра и бесконечно долго потом может злиться, язвить, истекать ядом и ненавидеть – ни к чему не приведёт. А если сразу указать на дверь? Чего стоит пресловутая ненависть, когда тебя выставили вон?
Себастьян, похоже, сам до конца не верит: он не двигается с места, но Крис серьёзен, решителен его взгляд, его поза, и Себастьян, коротко хмыкнув, идёт мимо него, будто бы случайно задевая плечом. Вечные уловки, вечная слабость.
Он ничего не говорит, хотя мог бы. С журнального столика на Криса смотрит собственное лицо – издевательски, я по ту сторону, достанешь? «Крис Эванс: откровения», утверждает заголовок, это неправда, Крис ещё даже не начинал откровенничать. Он просто вслух сказал о том, о чём привык молчать. Когда долго что-то запрещают, срыв случается по-настоящему глобальный.
«…Наверное, мне проще говорить отстранённо. Я не вижу проблем в ориентации, честно. Да, мой брат гей, никто из нас никогда это не скрывал. Мы его принимаем. Это не проблема, понимаете? Не может быть проблемой для любящих людей».
«Сейчас я занят. Я думаю и надеюсь, что это надолго. Знаете, я бы даже назвал это иначе. Влюблённость? Я влюблён? Или это какое-то переходное состояние между видами любви? Я не знаю. Мне хорошо. Этого достаточно».
«Как всё началось… Да просто. С охуенного секса».
«Я не хочу описывать личное, просто поверьте, что после такого или в омут с головой, или в стену с разбегу. Я выбрал омут. Хотя чаще кажется, что стену».
«Себастьян? Я могу сказать. Что мне очень повезло. Хотя мою точку зрения мало кто разделяет. «Береги шею», говорят они, будто он правда вампир. Но это не так. Только совсем чуть-чуть. Когда он сам захочет. Или когда я попрошу».
Да, на самом деле он наговорил многое, за что заслужил по морде. Мать прочитала. Прочитают все родные. Крис всё равно что разделся перед ними непонятно для чего. И стоит голый, а прикрыться нечем. Сейчас сказанные слова уже не кажутся такими удачными, но стыд всё не приходит. Узнают – и что? Прочитают – пусть. Его уже видели голым - не раз.
Себастьян заваливается вечером, открывая дверь, Крис думает, что с журнальной палаткой на плечах, или связанными стопками журналов в руках, но нет – бутылка «Джека Дэниелса» и в ноль пьяный взгляд.
- Отметим нашу помолвку? – заплетающимся языком спрашивает он, умудряясь искрить сексом даже сейчас. – Ты разрушил мою карьеру. Отметим и это. Я перееду жить к тебе и отниму половину имущества, если ты меня бросишь, учти. Ты мне должен.
- Очаровательно. Для пьяного ты удивительно логичен и последователен.
Крис втягивает его в квартиру за воротник, Крис выжидает, целует, выжидает. Крис затаскивает Себастьяна в душ, прямо в одежде, и запотевают зеркала, краны, мокрая одежда липнет к телу и так тяжело снимается, а от влажной стены на спине остаются полосы. Зато вода заглушает.
Крис толкает на кровать, но не для сна. Для него в их жизни, похоже, останется совсем мало места.
Ближе к утру Себастьян сонный и заторможенный, он садится на постели, спуская ноги на пол, сидит, потирая лицо. Его чуть покачивает из стороны в сторону, и Крис после медленного поцелуя между лопаток обнимает его поперёк груди и тянет обратно. Себастьян поддаётся, он действительно очень хочет спать. И не возражает против прикосновений, и засыпает сразу же, так толком и не открыв глаза.
Совсем утром Крису приходит сообщение от вездесущего Маки: проверь инстаграм. И кидает свой пароль даже, чокнутый. Крис пользуется, ему любопытно, что же там такого.
Он пролистывает страницу за страницей, бесконечные приколы, фотки Ким Кардашьян – серьёзно?! – чьи-то улицы, завтраки, обеды, ужины, ванные, спасибо, без унитазов. Он чуть не пропускает нужную фотку, какое-то внутреннье чутьё говорит: останови. Он останавливает и видит, что час назад Себастьян Стэн запостил своё первое месяцев за пять фото. Как только успел?
На нём вроде бы ничего особенного, даже не подписано никак – часы, бутылка «Джека Дэниелса», два стакана, тарелка с апельсинами. Всё, как и было накануне вечером рядом с их постелью. На первый взгляд и впрямь непонятно, что не так. Крис уже хочет звонить Маки и уточнять – ну жратва и жратва, бухло и бухло, что теперь? – но вдруг замечает деталь, которая сразу не видна, настолько органично вписывается во всё это. Чтобы распознать, надо быть Себастьяном или, как минимум, думать в том же направлении.
Рядом с бутылкой, которая стоит почти на углу столика, виден рисунок: чёткие линии чернил, Крис каждый день смотрит на них в зеркало и уже не воспринимает кроме как часть себя.
Татуировка на предплечье спящего Криса, всего пара миллиметров, но – узнаваемо. Если быть в курсе.
Позднее, во время завтрака, пока Себастьян, звеня кольцами о чашку с кофе – уже родной, понятный звук – читает журнал со скучающим видом, Крис пишет сообщение маме: «Через месяц. Семейный сбор. Всё официально».
Ответ приходит практически сразу – спала она с телефоном в обнимку, что ли? – он пышет возмущением:
«Почему только через месяц?!»
@темы: перепост